— Дай лучше мне, а то уронишь.

Сок королю Джим поднёс сам, протянув ему бокал на подносе с изящным наклоном головы.

— О! — проговорил король изумлённо. — Что за чудеса! Ваш дворецкий ещё и умеет превращаться!

— Эннкетин немного переволновался, увидев вас, ваше величество, — ответил Джим. — Боюсь, он не донёс бы этот бокал. Кроме того, он сегодня в первый раз самостоятельно обслуживает такой большой приём, и его волнение вполне понятно.

— А, ну тогда ясно, — засмеялся король. Беря бокал, он слегка поклонился Джиму. — Вы себе не представляете, как мне приятно получить это из ваших прекрасных рук.

Джим также поклонился, но гораздо ниже и почтительнее. Король сделал глоток и сказал:

— Я всегда любил куорш во всех видах, но с сегодняшнего дня я буду любить его ещё больше, потому что он будет теперь ассоциироваться у меня с вами.

Джим улыбнулся и скромно потупил взгляд, а король смотрел на него с искренним восхищением.

— Пребывание в вашем доме опасно для моей головы, милорд, — сказал он вполголоса лорду Дитмару.

— Это отчего же, ваше величество? — удивился тот.

— Потому что я боюсь, что она вскружится, — проговорил король. — Или я вообще её потеряю. Придётся держать себя в руках!

Раданайт сказал:

— Я вижу здесь своего отца, ваше величество. С вашего позволения, я подойду к нему.

Король обвёл взглядом гостей и заметил лорда Райвенна.

— А, я тоже его вижу. Да, разумеется, подойдите к нему и, пожалуй, приведите сюда. Я тоже хочу с ним поздороваться.

Лорд Райвенн, которому минувшим летом стукнул сто сорок один год, выглядел не старше пятидесяти. Его волосы, приподнятые с висков, окутывали его фигуру серебристо-белым плащом, спускавшимся ниже пояса. Они с Альмагиром стояли у стола, угощаясь куоршевым тортом, а юный Эсгин стоял возле них, переводя взгляд с одного гостя на другого и потягивая фруктовый коктейль. Его густые и длинные русые волосы были заплетены в косы и уложены в тяжёлую, роскошную корону вокруг головы, придавая ей сходство с цветком на тонком стебельке. Казалось, головка Эсгина с трудом выдерживала тяжесть этой короны, и ему стоило больших усилий держать её прямо и гордо. Большие, задумчивые серо-голубые глаза смотрели на всё окружающее с любопытством, особенно часто они поглядывали в сторону короля, а точнее — премьер-министра Райвенна, приходившегося ему старшим братом по одному из родителей. Они никогда не были особенно близки, Раданайт не удостаивал Эсгина своего внимания и, по-видимому, относился к нему весьма холодно. Сейчас же, заметив Эсгина, он задержал на нём взгляд, как будто видел его впервые. Эсгин под его пронзительным взглядом зарделся, а на губах Раданайта чуть приметно проступила улыбка. Он смотрел на Эсгина из-под полуопущенных век, приподняв подбородок, потом что-то сказал королю и взял маркуадовую ветку. Быстрым, чётким шагом он направился к ним. Протянув ветку лорду Райвенну, он сказал:

— С Новым годом тебя, отец.

— И тебя также, сын мой, — ответил лорд Райвенн, подставляя губы для поцелуя. — Теперь я только по праздникам и вижу тебя.

— Увы, отец… Столько работы, что порой некогда даже спать, — сказал Раданайт, вздохнув и улыбнувшись. — Как твоё здоровье?

— Благодарю, сынок, пока жаловаться не на что, — ответил лорд Райвенн. И, взглянув на отчего-то засмущавшегося Эсгина, сказал ему: — Дорогой, подойди к Раданайту, не стесняйся. Поцелуйтесь, дети мои. Вы ведь всё-таки братья.

Эсгин, подойдя к Раданайту, потянулся к его щеке, но тот подставил ему губы. Поцелуй получился неловкий. Эсгин, сам не зная отчего, порозовел, а Раданайт улыбнулся. Альмагиру не понравилась его улыбка и его взгляд: что-то тёмное и порочное было в них. Но он промолчал.

— С тобой хочет поздороваться король, — сказал Раданайт лорду Райвенну. — Идём к нему. — И, подумав, добавил: — Альмагира и Эсгина тоже можешь взять с собой.

Маленького Лейлора уложили спать в библиотеке на пятом этаже: в детской тот не смог бы уснуть из-за праздничного шума, а в библиотеке он был не так слышен. Постель была устроена на диване, а рядом на надувной кровати расположился Айнен. В непривычной обстановке Лейлор долго не мог заснуть, ему мерещилось, что из-за книжных стеллажей выползает кто-то чёрный. Ему стало страшно одному лежать на диване, и он забрался под одеяло к Айнену.

— Ты что, малыш? — спросил тот спросонок.

— Я боюсь там, — прошептал Лейлор. — Обними меня… Очень-очень сильно обними.

— Надо говорить «крепко», дорогой, — пробормотал Айнен, прижимая Лейлора к себе.

В полночь раздался страшный грохот, как будто небо разрывалось на части. Лейлор в ужасе проснулся и прижался к Айнену. Того тоже разбудил грохот, но он не боялся. Гладя Лейлора по волосам, он сказал:

— Не бойся, дорогой, это только фейерверк.

Грохот раздавался снова и снова, и ему не было конца. От этих жутких ударов внутри у Лейлора всё вздрагивало. Он заплакал.

— Не надо бояться, маленький, — успокаивал его Айнен. — Пойдём лучше к окошку, посмотрим. Это красиво!

Лейлор боялся идти к окну и плакал:

— Громко…

— А ты закрой ушки, будет не так громко, — посоветовал Айнен.

Это не помогло: грохот отдавался внутри у Лейлора, от этого оглушительного бабаханья у него в животе всё подпрыгивало.