Учебе Алекс уделял совсем немного из своего драгоценного времени, целиком расписанного по минутам и посвященного исключительно свиданиям с девицами.

Он вертелся, как Фигаро. И все равно времени ему всегда не хватало. И тут, несмотря на присущие ему победительную наглость и находчивость, преподаватели стали выкидывать его с зачетов и экзаменов.

Зримо замаячило отчисление.

И он принял единственно правильное решение. Оно далось ему нелегко. После мучительных раздумий и внутренней борьбы, он согласился переспать с инспектором курса.

Предвижу возмущение ярых врагов однополой любви.

Спешу успокоить их. Общепринятая мораль не пострадала. Инспектором курса была женщина — немолодая полная усатая дама, которая давно заприметила мальца с причиндалом. Описывая внешность этой очень влиятельной на факультете особы, я воздержусь от слов, вроде "уродина" или "страхопыдла", но "возрастная" дама была так не хороша собой и так потрепана жизнью, что нравственные мучения молодого человека понятны.

Но героям поем мы песню!

Грехопадение свершилось. Алекс сдал хвосты, а охота на невест была продолжена…

— Вот уже пять минут, как ты молчишь и гнусно хихикаешь, — сказал Алекс.

— Вспомнил твою университетскую эпопею с инспекторшей.

— Господи, и ты еще смеешь ржать! Меня и сейчас дрожь пробирает, как начну вспоминать… Ты должен не ржать, а сочувствовать! Ты знаешь, как она меня называла? "Мой дровосек". Когда я дал ей понять, что согласен на все, она заманила меня к себе домой и такое начала со мной вытворять! Я, гордившийся своим скромным сексуальным опытом, почерпнутым в основном из общения с желторотыми студентками, был посрамлен! И как! Она оказалась воинствующей нимфоманкой, обожала Рихарда Вагнера и наизусть знала все написанное в средние века о таинствах любви и способах, которыми владели якобы дремучие рыцари. Почему-то думают, что в те времена люди занимались любовью по-солдатски — туда-сюда, туда-сюда. Черта с два! Она мне показала, как это делается! Гарцевала на мне, как корова в латах, отрабатывая на практике то, что познала в теории, начитавшись своих дурацких книжек. Она боялась соседей и потому врубала на полную мощность "Валькирию" или "Гибель богов", чтобы не было слышно моих завываний, когда она меня истязала. Вволю нагарцевавшись, эта ненасытная тварь, плотоядно причмокивая, падала на спину и, протягивая ко мне руки, кричала: "Иди ко мне! Иди ко мне, мой дровосек!" Она была для своих лет еще вполне крепкой теткой, с сильными, мускулистыми руками, стальным торсом и каменными грудями, и, когда я бывал с ней, мне казалось, что я трахаю не женщину, а рыцаря в доспехах. А тут еще эта проклятая музыка! Ты знаешь, старик, я такого тогда с ней натерпелся, что и врагу не пожелаешь! Это было одно из самых сильных переживаний, которые выпадали мне в жизни. После тех пыток мне теперь не страшны никакие гестаповские застенки!.. А этот Вагнер!.. Судороги делаются от его окаянной музыки! Вообще-то трахаться под музыку мне приходилось, встречались мне такие любительницы, один раз даже трахался под гимн Советского Союза, но, уверен, трахаться под Вагнера могут только изуверы! Ты знаешь, она мечтала заняться со мной любовью, облачивший в кольчугу и вооружившись мечом… Вот тут бы точно мне пришел конец… Слава Богу, к тому времени у меня началась дипломная практика…

— Да, серьезная была женщина, — в раздумье сказал я. — Таких сейчас не делают.

Мы сидели уже много часов. За окном давно была ночь.

Чистюля Алекс уже дважды облагораживал стол, меняя тарелки и рюмки. Когда я случайно пролил вино на полированный подлокотник кресла, Алекс заметил это и, не прерывая беседы, встал и салфеткой его осушил. Я вспомнил свою холостяцкую привычку — есть на газетке. А что? Удобно: поел, завернул косточки и огрызки и в ведро! — и мне не стало стыдно. Вспомнил я и зачем приехал.

…Часам к двенадцати я ему открылся. Запинаясь, поминутно проверяя Алекса взглядом, я рассказал ему о своих снах… в общем, обо всем. Лишь большим количеством выпитого могу объяснить то, что Алекс поверил мне сразу.

— Странно, что тебе вообще нужен советчик, — сказал он, мрачно глядя в стакан. — Ты же всегда был таким умным, таким талантливым… Знаешь, я ведь всегда завидовал тебе. Я завидовал тому, что ты москвич и всему тому, что с этим связано. Когда я приехал в Москву, ты и твои друзья показались мне такими необыкновенными, такими интересными людьми, каких я там, откуда приехал, никогда не встречал. Вы знали и любили Москву, и я тоже вместе с вами принялся во все лопатки любить Москву, но у меня это плохо получалось… Я все время чувствовал себя не на своем месте. И мне было плохо. И никто этого не замечал. А я так нуждался в помощи, но все были заняты своими делами, и ни у кого на меня не оставалось времени. И теперь ты приехал просить у меня совета…

— Клянусь всеми святыми, у меня и в мыслях не было как-то тебя выделять! Я просто дружил с тобой, и все! И уж если кто и завидовал, то это я. Я завидовал твоей легкости, оригинальным отношениям с девушками…

— Оригинальным? — Алекс засмеялся. — Это ты верно подметил… А теперь о деле. Сказать тебе откровенно? Я всегда чувствовал, что должно что-то произойти… из ряда вон! И именно с тобой… Черт его знает, почему мне так казалось… Я думаю, тебе надо продолжать жить так, будто ничего не произошло. Ничего! Не нашего ума все это… Жили мы без них — проживем как-нибудь и с ними. Если есть Бог, значит, это Им предусмотрено. И ты не в силах помешать. Все слишком масштабно, чтобы ты мог каким-то образом повлиять на ход событий и изменить его. Ты им был нужен постольку, поскольку. И все мы винтики, давно пора понять это, а не корчить из себя великанов. Кто-то когда-то развивал мысль о роли личности в истории. Так вот, это не про тебя. Ты — отдельно, история — отдельно. И скажи спасибо, что ты пока цел. И не терзай себя, твоей вины нет в том, что эти чудища, я имею в виду Сталина и прочий сброд, явились на свет Божий и в ногу с многомиллионными массами уверенной поступью скоро замаршируют в коммунистическое будущее. И вообще, может, это и к лучшему: ведь в вашей стране — в моей бывшей стране — такой бардак, что, не сомневаюсь, именно Сталин в силах навести там у вас порядок.

— Если он дорвется до власти, то наведет "порядок" не только у нас… А ты как был дураком, так им и остался. Как у тебя язык повернулся сказать такое? Думаешь, если ты гражданин независимого сопредельного государства, то тебе и бояться нечего? Кстати, поделись, зачем тебе вся эта шелуха: машина с "мигалкой", женитьба на дочери чуть ли не самого главного человека в стране? Никогда не поверю, что ты влюблен в нее без памяти и женился на ней исключительно из бескорыстных побуждений.

— Вот же наглец! Не знаю, как я еще терплю тебя?.. Сидит, понимаешь, у меня в доме, дует мое вино. Как же ты, старик, бестактен! Прощаю тебя лишь потому, что ты мой друг… Моя жена — замечательная женщина, у нее масса достоинств, главное из которых — толерантность. Проще говоря, она мне не мешает. А это, согласись, такая редкость… А что касается любви, то это такое драгоценное чувство, что с ним надо обращаться очень бережно и экономно, его надо баюкать, культивировать и лелеять, чтобы хватило на всех, кого я удостаиваю своим высоким вниманием. Некоторая часть этого драгоценного чувства перепадает и моей жене. И будет с нее! В мире должны быть соразмерность, порядок, справедливость…