– Я много раз видел, как смеются собаки. Может, и обезьяны тоже умеют?

Анджела покачала головой.

– Что-то не припомню, чтобы кто-нибудь из них смеялся в лаборатории. Впрочем, учитывая то, что с ними там делали, у них, наверное, не было причин для смеха.

Она озабоченно посмотрела на потолок, на котором плясали три маленьких светлых кружка, похожих на прищуренные глаза чудовища. Это был отблеск свечей в темно-красных подсвечниках.

Мне не терпелось услышать продолжение истории, и я настойчиво спросил:

– Значит, обезьяна не собиралась бежать?

Вместо ответа Анджела встала со стула, подошла к задней двери и подергала задвижку, желая убедиться в том, что та по-прежнему заперта.

– Анджела!

Она знаком велела мне молчать, а затем, приоткрыв занавеску, выглянула на крыльцо и осмотрела залитый луной двор. Ее рука дрожала, и занавеску она отдернула всего на пару сантиметров, словно боясь обнаружить чье-то отвратительное лицо, прижавшееся снаружи к оконному стеклу.

Мой бокал уже опустел. Я взял бутылку, немного поколебался, но потом поставил ее обратно на стол, так и не налив себе ни капли спиртного.

Вернувшись от двери, Анджела заговорила:

– Это был не просто смех, Крис. Я ни за что не сумею описать тебе этот жуткий звук. Злое… злое и дробное хихиканье. О, я понимаю, о чем ты подумал: это всего лишь животное, обычная обезьяна, которая не может быть ни злой, ни доброй. Некоторые из них, считаешь ты, могут обладать дурным характером, но не способны являться носителем зла в чистом виде. Ну так вот что я тебе скажу: эта тварь была настоящим исчадием ада. От ее смеха у меня кровь в жилах застыла. В нем был холод, ужас и… зло.

– Я слушаю тебя. Продолжай, – приободрил я Анджелу.

Вместо того чтобы вернуться к своему стулу, она направилась к окну кухни. Каждый его дюйм был также закрыт плотной тканью штор, но женщина еще раз поправила их для полной гарантии. Ей, видимо, не давала покоя мысль, что за нами может кто-то подглядывать.

Повернувшись и посмотрев на стол, словно боясь, что обезьяна снова здесь, она проговорила:

– Я взяла швабру, собираясь сбросить тварь на пол, а затем вышвырнуть из дома, но не успела даже прикоснуться к ней. А она…

– Что она?

– Она не только не испугалась, а буквально взорвалась бешенством, – ответила Анджела. – Швыряет на пол недоеденный мандарин, хватается за швабру и пытается вырвать ее у меня из рук. Я не уступаю, и тогда эта гадина начинает взбираться по рукоятке швабры, прямо к моим рукам.

– Господи Иисусе!

– Она была такая ловкая, такая… быстрая. Оскалила зубы, скрипит ими и лезет прямо на меня. Я бросаю швабру, макака падает вместе с ней на пол, а я начинаю пятиться, пока не натыкаюсь на холодильник.

Показывая, как это случилось, Анджела откинулась спиной на дверцу холодильника, и внутри его приглушенно звякнули бутылки.

– Теперь обезьяна – на полу, прямо передо мной. Она отшвырнула швабру в сторону. Видел бы ты, Крис, в какой она была ярости! Ее злоба была непомерна по сравнению с тем, что произошло. Я не сделала ей больно, даже не прикоснулась к ней, но она взялась за меня не на шутку.

– Ты же говоришь, что резусы миролюбивы.

– Только не эта тварь! Раззявила пасть, орет, наскакивает на меня, подпрыгивает на месте, размахивает лапами, стучит кулаками об пол, а в глазах – такая ненависть…

Рукава ее свитера раскатались, и, пытаясь согреться, Анджела спрятала в них кисти. Видимо, воспоминание о том случае было настолько ярким, что женщина подсознательно боялась: вдруг отвратительная тварь появится снова и станет кусать ее за пальцы.

– Она напоминала тролля, гремлина или еще какую-нибудь нечисть из детских сказок. Да еще эти темно-желтые глаза…

Я почти воочию видел перед собой тлеющие огоньки в злобных глазах обезьяны.

– И вдруг обезьяна в два прыжка взлетает на кухонные шкафы, а оттуда – на стойку. Вот здесь, – указала Анджела, – у холодильника, и ее морда оказывается в нескольких сантиметрах от моего лица. Так близко, что я ощутила запах мандарина из ее пасти. Она начинает шипеть – яростно и угрожающе. Я знала…

Анджела оборвала себя и снова прислушалась к царившей в доме тишине, а затем повернула голову налево, в сторону открытой двери в столовую. Ее страх был заразителен, особенно для меня – после всего того, что произошло со мной после захода солнца. Выпрямившись на стуле, я тоже повернул голову, ожидая услышать некие пугающие звуки.

На потолке по-прежнему подмигивали три светлых кружка. Занавески на окнах оставались неподвижными.

Наконец Анджела продолжила свой рассказ:

– Ее дыхание пахло мандарином, и она шипела на меня. Я знала, эта мерзкая тварь могла бы убить меня, если бы захотела, пусть даже она в три раза меньше меня и в четыре раза легче. Возможно, я еще могла бы справиться с ней, когда она скакала на полу, но теперь нас разделяли сантиметры.