Каледин Сергей
Шрифт:
Воробей с Мишкой ускользнули от продолжения: у Воробья заболела голова и совсем отказал слух. Значит, устал.
7
Мишка обогнул бензоколонку и шмыгнул в пролом. В обеденный перерыв он успел сгонять на такси в институт, сдать в библиотеку учебники. Сейчас бегом на хоздвор: наверняка уже очередь за цветниками. Ладно, зато год окончен.
— Молодой человек!
Мишка остановился. С соседней дорожки от декабристов ему махал какой-то толстый мужчина.
— Можно вас на минуточку?
— Только на минуточку, — подходя, сказал Мишка.
— Увидел, как вы уверенно проникли на кладбище, — мужчина, улыбаясь, показал рукой на дыру, — и решил, что здешний.
— Да, в общем-то… А что случилось?
— Да, собственно… ничего не могу понять… Какая-то мистика… Откуда взялась эта могила? — Мужчина ткнул пальцем в свежий холмик, заваленный цветами.
Мишка нагнулся, раздвинул цветы. Ну да, вот трафарет, он же и писал. Как раз, когда Воробей в прокуратуру ходил. Они втроем и захоранивали после обеда: Мишка, Стасик и Раевский.
— Здесь была могила, — продолжал мужчина. — Где она?
— Могила? — Мишка настороженно поглядел по сторонам, потом на толстого. Какая могила?..
— Я из управления культуры, мы должны… — начал мужчина.
— Михаил! Там тебя обыскались! — донеслось сзади. По соседней дорожке шли Стасик с Раевским.
— Извините, — пробормотал Мишка толстому, — я не в курсе…
…Когда очередь за цветниками уже подходила к концу, появился Стасик.
— Погодите, — сказал он ожидавшим, вслед за Мишкой вошел в сарай и прикрыл дверь. — Ну?.. С кем это ты толковал у декабристов?
Мишка похолодел.
— Не знаю… Спросил, откуда могила свежая?
— Угу, могила… — тише обычного проговорил Стасик. — А ты: не знаю, мол, дяденька?
— А чего? Что случилось-то? — спросил Мишка, прекрасно понимая, что случилось.
— Ничего. — Стасик улыбнулся. — Все путем. Будь здоров, дружок.
8
— Чегой-то у тебя звонок не фурычит? — на пороге стоял Воробей с пузатым портфелем в руках. — ЗдорОово, могильщик хренов!..
— Леша? — Мишка растерянно смотрел на гостя. — Как разыскал?
— Забыл? На день рождение моем сам записывал. Забы-ыл! — Воробей махнул рукой. — В квартиру-то пустишь?
Воробей поелозил ногами о половик, повертел головой.
— А чего? Ничего! Сколько вас здесь?
— Я да бабка. Потише, спит она… Она с дачи приехала за пенсией.
— Ага. Пускай спит, мы на кухне. Я тут привез. — Он протянул портфель. Не разбей… Самопляс… А чего… Валька спит. Дай, думаю, к Михаилу сгоняю. Взял мотор… Кастрюля есть?
Воробей высыпал из целлофана в кастрюлю потрошеных окуней, подлещиков, лавруху, перец горошком.
— Уха сейчас будет. Я и соль взял. Может, думаю, нет.
— Соль есть, картошка кончилась.
…Воробей сидел за кухонным столиком спокойный, загорелый, даже слышать стал лучше: говорили вполголоса, а он разбирал. Рассказывал, хорошо было: солнце, лес, рыбка… Озеро переплывал туда-сюда. Врачи? А пошли они…
По тарелкам Воробей разливал уху сам. Мишке брызнул в тарелку самогона.
— Не спорь, — заметил он удивленный взгляд Мишки. — Попробуешь — скажешь. В кастрюле чего осталось — бабке покушать. Скажешь, Лешка Воробей сготовил. Ну, рубай, пока жаркая, остынет — не то… Выходит, в однокомнатной ты с бабкой. А родичи?
— Они в Тушине, у них тоже однокомнатная. Там мать с отчимом.
— А-а-а… Так ты вот отчего к бабке слинял. Понятно. Бабка-то старая?.. Помрет — хата твоя.
— Да она пока не собирается. Меняться хочет на двухкомнатную. Тогда уж, говорит, и помирать, чтоб у тебя двухкомнатная была.
— Любит, значит… А в двухкомнатной уже и поджениться можно. Дети, то-сё… Чайку заведи.
— Бабуля у меня хорошая. — Мишка включил газ под чайником.
— Слышь, Миш, а чего ты на кладбище сунулся? За деньгой?
Мишка пожал плечами.
— Правильно сделал, — согласился Воробей. — Тут главное дело не зарываться. Гарик вон допрыгался… Долго у него в «неграх» пахал?
— Месяца три.
— Платил как? Поджимал?
— Иногда совсем не давал.
— Этот может… Покрепче завари. А зеленого у тебя нет?