Джиллиан прикусила губу, но больше никаких внешних признаков волнения не выказывала. После того как она, наконец, снова увидела страшные снимки, урчать в животе почему-то перестало.

Вдоволь насмотревшись, она сунула обезображенные снимки в конверт и, соскочив с кровати, подошла к однодверному шкафу в углу, служившему ей гардеробом. В их старом доме почти не осталось прямых линий и прямых углов; особенно это было заметно в ее спаленке со скошенным потолком. Между задней стенкой шкафа и стеной, с которой осыпалась штукатурка, имелось узкое отверстие — впрочем, конверт туда вполне пролезал. Джиллиан пришлось только чуть-чуть сдвинуть шкаф с места, чтобы потом без труда можно было вынуть конверт. Если даже мать и войдет к ней, что вряд ли, она ничего не заметит. Миссис Харди редко заходила к дочери. Ее жизнь в основном проходила в заботах о мистере Харди. Джиллиан сама убирала свою спальню и сама стирала свое белье.

Пусть фотографии пока полежат в тайнике, а она тем временем придумает, что с ними делать. Джиллиан всегда была осторожной. Она любила просчитывать все заранее.

Как назло, Мередит первой заметила ее.

Как потом много раз уверял ее Алан Маркби, окажись он на ее месте, он бы всеми силами постарался избежать встречи. Тогда они не попали бы в ужасное положение. Позже узнали бы о том, что случилось, из газет, ужаснулись бы — и только.

Однако судьба распорядилась иначе.

В предпоследний день выставки в центральном павильоне — «Большом шатре» образовалось настоящее столпотворение. Утро давно миновало. Посетители устали и страдали от духоты, хотя продолжали лучезарно улыбаться и с воодушевлением любоваться цветами. Атмосфера все более сгущалась.

Как правило, любители садоводства — люди мирные, просто на выставке их собралось слишком много. Они любовались композициями из срезанных цветов, восхищались стендами, оформленными в виде мини-садиков различных стилей, присматривались к садовой мебели, вертели в руках всевозможные инструменты. В киоски с книгами по садоводству и с семенами стояли очереди. Утомленные посетители выходили наружу и, сидя под деревьями, перекусывали бутербродами под звуки оркестра гренадерского гвардейского полка. Они давились в очереди за банками с тепловатым «Пиммзом», [1] а потом жадно пили. Когда Мередит с Аланом наконец удалось протиснуться в «Большой шатер», Мередит испугалась, что их хватит тепловой удар.

Мередит глубоко вздохнула. Настоящая битва при Ватерлоо! Среди посетителей было много людей пожилого и даже преклонного возраста; некоторые из них не совсем уверенно держались на ногах. Тем не менее они были полны решимости осмотреть все. Мередит то и дело толкали, остановиться и полюбоваться понравившимся цветком — если вообще удавалось протиснуться к стенду — оказалось невозможно; ее торопили другие посетители, которым не терпелось сделать то же самое. Больше всех бесчинствовали старушки с тросточками для ходьбы, которые они использовали как штыки.

И все же Мередит очень нравилось в Челси. Цветоводством увлекался Алан, а не Мередит, но она не жалела, что согласилась поехать вместе с ним на самую знаменитую выставку цветов в мире. И все же, побродив немного по «Большому шатру», она поняла, что ей очень хочется побыстрее отсюда убраться.

— Сейчас сниму вон те розы, — пробормотал Маркби, доставая фотоаппарат из футляра.

— Меня на фоне роз?

Мередит сразу поняла, что сморозила глупость.

— Нет… нет, извини. Хочу, чтобы в кадре уместилось как можно больше роз. Отойди, пожалуйста!

Мередит послушно отошла в сторону и принялась рассеянно оглядывать толпу, бурлящую вокруг. Алан все возился с фотоаппаратом, выбирая нужный ракурс. Мередит отошла чуть дальше, к стенду с огородными растениями. Оказывается, им присудили серебряную медаль. Очень жаль, что ни у нее, ни у Алана нет настоящего сада. За ее бамфордским домиком есть крошечный мощеный дворик, в котором умещаются лишь контейнер для мусора и один горшок с фуксиями. Алан живет в более просторном особняке Викторианской эпохи; он разбил за домом площадку для отдыха и поставил большую теплицу, где высаживал любимые растения. Мередит не очень страдала от того, что ее не окружает пышная растительность, зато Алан мечтал о настоящем саде. Хотя… есть ли у него время, чтобы в свое удовольствие копаться в земле, полоть, подрезать? Он ведь служит в полиции. Работа поглощает всю его жизнь!

Мередит вздохнула. И вдруг заметила светловолосую женщину, шедшую прямо на нее.

Несмотря на обилие народа, блондинка шла не спеша. Своего спутника она держала за руку. Наверное, именно поэтому Мередит обратила внимание на пару. Взрослые люди, не юнцы какие-нибудь, держатся за руки на людях! Они с Аланом редко прикасались друг к другу на публике. И даже наедине нечасто давали волю чувствам. Вот почему ее невольно кольнула зависть к двум любящим голубкам. Кроме того, невозможно было не обратить внимание на то, как непринужденно оба движутся в плотной толпе. Другие посетители расступались, пропуская их вперед. Хотя на выставке цветов есть на что посмотреть, окружающие невольно смотрели им вслед, любуясь красивой парой. Блондинка, судя по всему, привыкла находиться в центре внимания, всеобщее поклонение явно было для нее нормой. И все же на восхищенные взгляды она не отвечала и лишь улыбалась, глядя снизу вверх на своего спутника. Иногда она радостно и удивленно, как маленькая девочка, привлекала его внимание к тому или иному яркому цветку.

Блондинка показалась Мередит смутно знакомой. Среднего роста, примерно того же возраста, что и она сама, — тридцать с небольшим. Впрочем, дама была дорого, со вкусом одета, тщательно причесана и, в общем, как со вздохом признала Мередит, выглядит гораздо лучше ее самой.

Сама Мередит предпочитала практичный стиль. Вот и сегодня на выставку она надела скромное платье простого покроя и туфли на низком каблуке. Густые темно-каштановые волосы, стрижка каре, минимум макияжа. Поскольку Мередит считала себя очень высокой (она иногда называла себя каланчой), ей казалось: если она ярко нарядится, то будет похожа на майское дерево, обвешанное цветами и лентами.