Шрифт:
– Они все так хотят заполучить наше маленькое поместье… Пять ферм. Луга.
Я кивнул:
– Очень многие мужчины жаждут заполучить хоть клочок земли, хотя уже имеют земельные владения. Другие жаждут любви. Если вы думаете снова выйти замуж, миледи, вы поступите благоразумно, коли свяжете свою жизнь с человеком, которому нужны именно вы, а не ваше поместье.
Она ничего не ответила.
– Многие женщины, миледи, полагают, что мужчина, страстно желающий обладать ими, недостаточно хорош для них. Что они докажут силу своего характера, коли приберут к рукам мужчину, который мог бы жениться на даме более красивой или более образованной, соблазнив предмет своих желаний земельными владениями и богатством или завоевав хитростью. Я не притязаю на мудрость, но некая леди, чье имя нельзя произносить вслух, однажды сказала мне, как глупы подобные ухищрения и сколько времени и сил она потратила на борьбу с этим.
– Вы так считаете?
– Нет, миледи. Если бы я говорил от своего имени, я бы высказывался не столь смело.
Линнет пошла прочь, не подарив меня ни кивком, ни взглядом на прощание. Я смотрел ей вслед – прямая спина, ровная походка, – покуда она не скрылась во мраке, сгустившемся в конце коридора. Уж я-то знал, что в Утгарде водятся призраки, да и кто пострашнее; но никто не был менее подвержен страху, чем она, и возможно, призраки (как и мы) считали ее своей.
Две девушки (как сказала Линнет), кот (ясное дело, Мани) и какой-то мужчина… Маленькая Этела, надо полагать, – одна из упомянутых девушек. Другая – скорее всего какая-то рабыня, приставленная Таугом присматривать за девочкой.
Мужчина – предположительно сам Тауг, хотя я надеялся увидеть Гарваона.
Пожав плечами, я открыл дверь и вошел. И увидел, что был прав в одних отношениях и ошибался в других. Второй девушкой оказалась Ури, причем не в человеческом обличье, а в образе женщины из клана огненных эльфов. Мужчиной оказался не Тауг и не Гарваон, а слепой раб, мускулистый и почти голый, с подвязанной рукой.
– Здравствуйте, сэр рыцарь, – вежливо сказала Этела. – Мы пришли поговорить с вами. Только я пришла первая.
Ури встала и поклонилась:
– Господин.
Мани тихонько кашлянул на кошачий манер.
– Она боится, что я проскочу вперед нее, как легко мог бы сделать, дорогой хозяин. Я хочу поговорить с вами наедине, когда все остальные уйдут.
Слепой раб погладил Мани могучей мускулистой рукой:
– Это он?
– Да, – ответил Мани. – Это он, мой хозяин, сэр Эйбел Благородное Сердце.
Раб опустился на колени и наклонил голову.
– Это значит, что он хочет чего-то, – пояснила Этела. – Они должны так делать.
Я кивнул.
– Мы все хотим чего-то, – сказал я девочке, – и когда я хочу, я тоже точно так же преклоняю колени. Как его имя?
– Вил.
Я кивнул.
– Встань, Вил.
Он подчинился.
– Можно, все-таки я первая начну? – спросила Этела.
– Разумеется. Это твое право, и у меня есть еще один вопрос к тебе.
– Ну а у меня целая куча. Если хотите, начинайте первый.
– Нет. – Я снял шлем и положил в огромный шкаф, куда позже собирался повесить и свою кольчугу. – Ты же пришла первой, а я последним.
На самом деле я надеялся, что после вопросов Этелы отпадет необходимость в моих собственных.
– Я не знаю, с чего начать.
– В таком случае, вероятно, это не имеет значения.
Я расстегнул перевязь, сел на скамеечку для ног (единственный предмет обстановки человеческих размеров) и положил Этерне на колени.
– А меч вы не собираетесь убрать?
Я помотал головой:
– Я повешу его над кроватью. Ночью может случиться что-нибудь, хотя я надеюсь, ничего не случится.
– Я часто сторожила ваш сон, господин, – тихо проговорила Ури, и тогда я вспомнил, что моряки, завлеченные на остров Глас, служили кормом для химер, но ничего не сказал.
– Новый король не станет обижать нас? Нас с мамой?
Я снова помотал головой:
– Я не дам вас в обиду, но сомневаюсь, что он имеет такое намерение.
– Тауг не хочет быть рыцарем. Больше не хочет.
– Знаю.
– Только я хочу, чтобы он стал рыцарем, – и из него получился бы хороший рыцарь, правда ведь?
Вопрос был обращен к Ури, которая промолвила:
– Я тоже так считаю.
– Вот видите? Мама говорит, мы с ним поженимся, и мы уже спали в одной кровати и все такое.
– Я так не думаю, господин, – сказала Ури.
– Да, спали! И сегодня снова ляжем вместе, и я помылась и все такое. Поэтому он должен стать рыцарем.
– Каковым уже является, – кивнул я.
Голос Этелы возвысился до жалобного крика:
– Но вы же сказали, что он не рыцарь!
– Я не говорил ничего подобного. Ты сказала, что он не хочет быть рыцарем, и я ответил, что знаю это. Когда я перевязывал Тауга, то сделал все возможное, чтобы не дать ему произнести слова, которые никто из нас не хотел услышать. Возможно, я сказал также, что он уже является рыцарем, хотя никто не называет его «сэр Тауг». Кажется, я именно так и сказал, а коли нет, запросто мог бы сказать.