Шрифт:
Дальше на юг поскакали мы во весь опор, а Гильф несся впереди, словно преследуя зверя по горячему следу, и наконец (к тому времени, когда любая другая лошадь уже давно выдохлась бы) я свернул в сторону, чтобы снова спросить, ибо мы покрыли значительное расстояние, и я опасался, что мы не заметили Редхолл в темноте и проехали мимо.
Ворота находились в плачевном состоянии, а дом за ними в еще худшем. Я уже собрался двинуться прочь, никого не тревожа, но в последний момент узнал в каменном изваянии перед входом фигуру мантикоры. Тогда я, разумеется, постучал, закричал и заколотил по обшарпанной, потемневшей от дождей двери рукояткой кинжала.
Ко мне вышла старуха со свечой, сгорбленная и почти беззубая. Понимая, что она может испугаться вооруженного мужчины, явившегося в столь поздний час, я назвал свое имя и сказал, что я всего лишь заблудившийся путник, не имеющий злых намерений.
– Очень жаль. Я надеялась, вы пришли убить меня.
– Всего-навсего спросить дорогу, – сказал я, – и сообщить добрые вести. Это Голденлаун?
Она молча кивнула.
– А где находится Редхолл?
– В полутора лигах отсюда. – Она указала на юг. – Там нет хозяина. Вряд ли они откроют вам, а у нас почти ничего нет для вас.
– Теперь там снова есть хозяин, – сказал я. – И хозяин этот – я, но я еще не видел своего замка.
При моих словах старуха немного выпрямилась, и, хотя она не улыбнулась, лицо ее просветлело.
– Инеистые великаны пришли сюда с первыми заморозками много-много лет назад.
– Да, – сказал я. – Я так и понял.
– Его тогда не было, сэра Равда. – Она пососала беззубые десны. – Ушел на войну. Он бы нас выручил. Вы останетесь?
– В Редхолле? На несколько дней, наверное.
– Здесь.
– Нет, я намерен лечь спать на своей собственной кровати, хотя кровать эту я еще никогда не видел. Я сказал, что меня зовут сэр Эйбел Благородное Сердце. В общем-то, это правда: такое имя я ношу уже много лет. Теперь мне надо привыкнуть представляться и сэром Эйбелом Редхоллом также.
– Я желаю вам доброй ночи, сэр Эйбел.
Дверь начала закрываться.
– Подождите, – сказал я. – Вы еще не услышали мою добрую весть.
– Я думала, это она и есть. И что за весть такая?
– Ваша хозяйка, леди Линнет, скоро вернется.
Старуха уставилась на меня немигающим взглядом и молчала так долго, что я уже решил, что она не произнесет более ни слова, и потому отступил на шаг назад, собираясь уходить. Тогда она спросила:
– Вы эльф?
– Нет. И порой я сожалею об этом.
– Пришли помучить меня!
– Я бы никогда не сделал такого. Леди Линнет возвращается, чтобы вновь вступить во владение своим имуществом, вместе с госпожой Этелой. Вы должны подмести полы и привести дом в пристойный вид, насколько возможно.
– Это мой дом, – сказала старуха, – и я – леди Лис.
С этими словами она затворила дверь. Я слышал доносящиеся из-за нее рыдания все время, пока стоял на месте.
Ангриды не разоряли Редхолл или же все здесь восстановили после набега. Каменные столбы, увенчанные фигурами львов, отмечали начало подъездной дороги протяженностью в поллиги, узкой, но в хорошем состоянии. Она вела к широким воротам, по обеим сторонам от которых возвышались башни и тянулась крепостная стена весьма внушительного вида. Ворота были заложены засовом, но на звук висевшего на них рога ко мне вышли четыре сонных воина. Старший из них сказал:
– Вы слишком поздно, сэр рыцарь. Вернее, слишком рано. Эти ворота закрываются с появлением вечерней звезды и не открываются до часа, когда тьма рассеивается настолько, что человек в состоянии пользоваться луком. А потому ступайте прочь.
– Они открываются, когда я пожелаю.
Я растолкал мужчин в стороны и прошел в ворота. Над широким незамощенным двором вздымался замок, слишком высокий, чтобы краснеть перед другими замками.
Сторожевые мастифы, с крупной головой и могучей грудью, едва ли уступали размерами Гильфу. Каким образом они признали во мне хозяина, я не знаю; но они признали и все по очереди поставили передние лапы мне на плечи и заглянули мне в глаза, а потом стали тереться о мои ноги.
– Кто вы такой? – осведомился старший из воинов. – Что за герб изображен на вашем щите? Я должен узнать ваше имя.
Я повернулся к нему:
– Ты назовешь мне свое сию же минуту. Или обнажишь свой меч – и умрешь.
К моему удивлению, он выхватил меч из ножен. Он стоял слишком близко: я схватил мужчину за кисть, вырвал у него меч и, повалив наземь, приставил к его горлу острие его собственного меча. Он выдохнул:
– Кат. Меня зовут Кат.
– Ты с юга?
– Моя мать… была взята в плен. Вышла замуж и осталась здесь.