Я9 не двинулся с места, однако расстояние между нами сократилось.

Голос существа упал до шепота, и ничего страшнее того шепота я в жизни не слышал. Голос Гренгарма казался пением ветра по сравнению с ним.

– Узнай же великую тайну, которая заключается в том, что последний мир является первым…

Нифльхейм снова сотрясся, и промерзлая земля глухо застонала.

– Ты находишься в Нифльхейме – и в Элизии.

Вибрация воздуха и земли усилилась. Огромный ледяной столб рухнул с небес и разбился: тысячи осколков брызнули в стороны, и облако сверкающих крохотных кристаллов повисло в воздухе. Существо огляделось по сторонам, и я заметил страх, промелькнувший в его глазах.

– Ты видишь мое лицо, – прошептало оно, словно прочитав мои мысли. – Когда бы ты мог увидеть меня со спины, ты бы узрел Верховного Бога…

Нифльхейм раскололся на части. Зияющая расселина разверзлась между троном, где сидело существо, и местом, где стоял я. Я помог граф-маршалу встать, сам не знаю почему.

Вероятно, он тоже сам не знал, почему поднялся на ноги.

– Ибо Он – это я…

Ледяные глыбы и камни посыпались градом вокруг восседавшего на троне существа. Валун размером с быка обрушился на него.

– А я – это Он!

Едва успев договорить, существо обратилось в бегство, спасаясь от летящих камней, ледяных глыб и вырывающегося из расселин огня Муспеля; промерзлая земля ходила ходуном у него под ногами. И тогда я увидел его спину и затылок, бугристые и покрытые гнойными язвами.

Достигнув наконец Эльфриса, мы устроили привал в местности дивной красоты; к нам двоим присоединились эльфы, вышедшие из леса и моря с едой и дарами для нас. Старый эльф, с бородой из осенних листьев с еще зелеными прожилками, отвел меня в сторону и прошептал:

– Наша королева ждет вас.

– Я знаю, – сказал я. – Передайте ей, что я приду сразу, как только разъясню на наглядном примере смысл ее послания, как она и короли хотели.

Я вернулся к граф-маршалу, сел рядом с ним и принялся есть яблоко и сыр.

– Вы мудры, – сказал он, – а я, всю жизнь считавший себя мудрым, глуп.

– Вовсе нет.

– Я бы не сумел добраться до Эльфриса. Гкхм! Даже за тридцать лет. А вы проникли в него без труда и спустились до самого нижнего мира.

Я кивнул.

– Я никогда не слышал, чтобы кому-нибудь удавалось такое. Только вам одному. И мне, поскольку я пошел с вами.

Я сказал, что мне хотелось бы однажды подняться в Клеос, мир, расположенный над Скаем; но пройдут многие годы, прежде чем я предприму такую попытку.

– А мне хотелось бы сидеть здесь вечно, – серьезно сказал он, – глядя на эти волны, это небо и вкушая эту пищу.

Тогда я не обратил внимания, на слова граф-маршала, но позже, когда мы поднялись на ноги и зашагали прочь, направляясь обратно в Митгартр, я случайно оглянулся. Там, на берегу сидел он, устремив взор вдаль, с восторгом на лице. Я тронул своего спутника за плечо и показал рукой назад, а он прошептал: «Я знаю». В Эльфрисе есть вещи, до сих пор непостижимые моему разуму.

Как время в Эльфрисе течет медленнее, чем в Митгартре, так время в Муспеле течет медленнее, чем в Эльфрисе, а в Нифльхейме еще медленнее. Мы отсутствовали полдня. Когда мы вернулись, Кингсдум лежал в руинах, над Тортауэром реял красный флаг и была середина лета.

Мы повстречали нищенку, просившую подаяния. Съестного у нас не было, а наши монеты ничего не стоили, поскольку на них было не купить хлеба.

– Король умер, – сообщила она нам, – и остерлинги правят Целидоном, пожирая тех, кого не обратили в рабство. Я прячусь в укромном месте.

Она отказалась показать нам свое убежище, сказав, что там может поместиться только один человек, и не больше. Граф-маршал спросил насчет своего замка Севенгейтс, но она ничего о таком не слышала.

– Я хотел бы пробраться в Тортауэр, – сказал он мне. – Пейн – мой внебрачный сын. Вы догадались?

Он знал тайный ход, и я изъявил готовность пойти с ним, надеясь найти там Вистана.

– Мне нужен меч, – сказал граф-маршал. – Мне уже за шестьдесят, и я никогда не умел фехтовать толком. Но я постараюсь, поскольку это мой долг.

– Именно так поступают все фехтовальщики, милорд, – сказал я.

Мы поблагодарили нищенку, пообещали принести еды, когда достанем, и отправились в гостиницу. Тяжело было ясным летним днем идти по безлюдным мощеным улицам, заваленным битым камнем и мусором, между пепелищами. На рыночной площади остерлинги в недавнем прошлом развели костер и пообедали человечиной. Брусчатку усеивали обгрызенные обугленные кости.

– Я не видел зрелища ужаснее, – сказал граф-маршал.

– У меня был слуга, – сказал я, – который делал то же самое, хотя он не жарил мясо. Мне такое зрелище не в новинку. Что хуже: убить ребенка или съесть его, пока черви не сожрали?