Андрей не двинулся с места. Ни один мускул, как говорится, не дрогнул на его лице. Он даже не моргал. Я старался во всем подражать ему. Впрочем, на меня Милованов даже и не смотрел.

— Я рекомендовал Алии подходящих кандидатов, — говорил он. Саморазоблачение доставляло ему, как всякому истинному злодею, глубочайшее наслаждение. — Я отбирал их среди знакомых, которых у меня было множество. Я устраивал тематические «пати», на это многие клевали, так что в дураках никогда не возникало дефицита. И все они потом приходили сюда… Не могли не прийти.

— У них не было шанса, — хрипло вымолвил Гемпель.

Милованов хлопнул в ладоши так, словно пришел в неописуемый восторг.

— Точно! Ни малейшего шанса! — подхватил он. — С тех пор как человеческое существо узнавало об Алии, оно ни к чему так не стремилось, как к знакомству с ней. Я мог вообще ничего не делать. Жертву не требовалось пасти, подталкивать к принятию правильного решения, следить, чтобы она не сбилась с пути. О нет, мне оставалось просто сидеть на месте и терпеливо ждать. Потому что рано или поздно хрупкие покровы видимости падали, и розовый дом на перекрестке возникал перед глазами избранного.

— Жертвы, — поправил Андрей.

— Избранной жертвы, — Милованов, кажется, попытался пошутить. — Все мои «протеже» приходили к Алии, и она исследовала их. Одного за другим. Ей важно понять степень совместимости. Возможности перехода — туда и обратно. Возможности безболезненного существования здесь и там. Da und hier, выражаясь по-научному.

— То есть ты хочешь сказать, — заговорил я, — что она практиковала вивисекцию не только над своими собственными согражданами, — что допустимо в рамках традиции и политкорректности, — но и над нашими? Над гражданами Российской Федерации?

— И гостями нашего города. Включая американских туристов и молдавских гастарбайтеров, — подтвердил Милованов и повернулся к Гемпелю: — Где ты нашел этого парнишку? Он довольно сообразительный.

Я прикусил губу, потому что естественной реакцией с моей стороны на подобное заявление было бы дать нахалу в глаз. А мне хотелось еще послушать. Может быть, Милованов выдаст какие-нибудь новые душераздирающие подробности.

И точно. Милованов, как будто оценив мою сдержанность, продолжил рассказ об Алии:

— Позднее она стала осмотрительнее. Не всех, кого я к ней направлял, она принимала в работу. Многих отбраковывала. Она научилась с первого взгляда определять, годится ли экземпляр для ее целей. Например, Лазарев не годился.

— Очевидно, это и спасло ему жизнь, — сказал Гемпель задумчиво. — А со мной что будет?

— С тобой? — Милованов оглядел его с головы до ног и улыбнулся. — Ты — ее удача. Возможно, первая настоящая удача. Ты вполне готов к перемещению. Это не искалечит тебя. Она очень гордится тобой.

— Ясно, — молвил Гемпель.

— А мне не ясно, — вмешался я опять и зло надвинулся на Милованова: — Кто ты такой?

— Я? — удивился тот. — А ты как думаешь?

— Я думаю, что ты — человек-ренегат, — выпалил я.

— В каком смысле? — Милованов откровенно забавлялся.

— В том смысле, что ты — человек.

— Да, — согласился Милованов. — Я человек.

— Как же вышло, что ты работаешь на них?

— На них? — Милованов удивлялся все больше и больше. — О ком ты говоришь?

— Я говорю об инопланетянах. Как ты, землянин, можешь на них работать?

— Да запросто, — отмахнулся Милованов. — Когда Алия сказала мне, что ей нужен агент по вербовке, я сразу же согласился.

— Почему?

— Любопытство. Деньги. Мало ли причин.

— Ясно.

Я направился к двери, даже не притронувшись к кофе, которым Милованов пытался нас потчевать. Еще не хватало! Не стану я распивать кофе с предателем рода людского.

Я ожидал, что Гемпель последует моему примеру и немедленно покинет это проклятое место, однако тот не тронулся с места.

— Ты идешь, Андрей? — спросил я, поворачиваясь к нему уже на пороге.

Он медленно покачал головой.

— Я остаюсь.

— Почему?

Я просто задыхался от всех этих «почему», на которые мне давались такие лаконичные, такие уклончивые и зачастую такие непонятные ответы.

— Почему, Андрей?

— Потому что мое место теперь здесь.