Далее, где я буду жить — так, чтобы это было во всех смыслах удобно? Мой нынешний «Мажестик» не мог меня устроить ни в каком виде. А что еще здесь есть? «Стэйшн», отель в здании вокзала — пусть даже это не здание, а целый маленький город? Да, он великолепен, там останавливаются малайские принцы, но в целом это слишком британское заведение, со всеми неприятными для меня последствиями.

Вокзалы, сказал один итальянский поэт, это чудовища, пожирающие железных змей. Проблема же в том, что любой человек может выйти из такой железной змеи, подняться в мою комнату… потом спуститься обратно, туда, где по красноватой земле изгибаются сияющие двойные нити рельсов…

— Ричард, — сказала я в телефонную трубку, как только добралась до дома, и как только этот дом затих в влажной вечерней тьме Пенанга. — Ричард, дорогой, посоветуй — где ты останавливаешься, когда оказываешься в Куала-Лумпуре? Я только что провела там ночь в весьма сомнительном отеле…

— Как это где останавливаюсь — дома, Амалия, — прозвучал в трубке медленный голос со слишком хорошим кембриджским акцентом, чтобы он был настоящим. — Где же мне еще там быть.

Я сделала глубокий вдох. Ответ оказался слишком очевидным.

— Но, дорогой Ричард, я же не могу жить там в твоем доме. Я хотела узнать, есть ли в городе хоть что-то приличное, кроме «Стэйшн», куда меня, возможно, не пустят по известной причине.

— А почему, собственно, ты не можешь там жить в моем доме?

Я молчала.

— Я тебе буду за это только признателен, — продолжал Ричард. — Дом по большей части стоит пустой и скучает. Слуги бездельничают. Охраннику некого охранять. Да у меня там еще и повар появился, итальянский повар, я его украл из одного ресторана — и ему некого кормить. Значит, так — я им звоню, говорю, чтобы подготовили тебе пару хороших комнаток, завезли еду и что угодно еще… Отличный домишко, сзади Ампанга, тихий… Хочешь — смени там мебель, занавески, что угодно.

А я только начал подумывать — не продать ли его. Я и это свое пенангское бунгало продам, если дела и дальше будут идти так паршиво.

М-да, именно это сейчас и происходит на Нортхэм-роуд в Пенанге — владельцы дворцов или пытаются продать их… а кто сейчас может такое купить? — или дворцы как-то незаметно гасят огни, а хозяева их исчезают, переезжая во что-то поскромнее. «Бунгало» Ричарда Суна, великолепный «Сунстед», пока держалось.

— …Стоп, Амалия — так ты решила снова выйти в свет? А не пора ли тебе исполнить обещание? Я ведь свое держу, пью только в особых случаях, а вот ты…

— Ричард, мне надо быть в Куала-Лумпуре послезавтра. Я помню свое обещание, но…

Секундомер отсчитал не более двух делений.

— Ты вернулась из этого городишки только что. Тебе надо туда послезавтра. Ты опять взялась за старое? Мне нанять в куала-лумпурский дом дополнительную охрану?

— Она у меня есть… Точнее, будет. Так вот, я действительно помню мое обещание…

Тут я замолчала.

На пляже, под задними окнами моего нового дома, растет несколько молодых пальм с широкими гребенчатыми листьями, свисающими почти до крупного теплого песка. А где-то поблизости гнездится целая стая птиц, которых я встречала по всему глобусу — в Англии, Франции, Америке. Зовут их воронами. Здесь, на моем пляже, они нашли себе забаву — скатываться по этим длинным листьям вниз, на расставленных когтистых лапах. Придав себе таким образом ускорение, вороны у самой земли распускают крылья и взмывают со своего зеленого трамплина вверх. Честное слово, когда я это вижу, мне так и чудится их мерзкий хриплый хохот.

Я помнила слово, данное Ричарду, Ричарду Сун Кей Киму, чтобы быть точной. И в ужасе ждала момента, когда придется это слово сдержать. Сесть рядом с Ричардом в кабину с плексиглазовой крышей, вцепиться в подлокотники кресла, зажмуриться и ждать, когда этот маньяк оторвет свою жуткую машину от земли — а потом, когда он ее посадит. И все это время представлять себе мерзко смеющихся ворон, делающих то же самое на моем пляже каждый день.

— Амалия!.. — звучал тем временем у меня в ушах его голос. — Эй! Ты опять, чтобы легче было задавать людям вопросы, станешь газетным репортером, вместо того чтобы купить всю газету? Я знаю главного редактора «Малай мейл» в Куала-Лумпуре. Он же — ее владелец. Не продаст.

— Я помню твои советы, Ричард. И последую им. Только это будет не газета, а нечто более… современное. Тебе ли не знать, что пришел новый век?

— Говоря о новом веке, мою взлетную полосу за Ампангом я тебе все равно не продам. Все прочее — твое. Черт, Амалия, чуть не забыл что ты женщина. Тебе же будет нужна китайская ама для услуг, да? Сейчас позвоню, чтобы наняли.

— Спасибо, что вспомнил, кто я такая. И если ты серьезно… то спасибо. Какая отличная идея.

…А дальше надо было решить главную проблему, которую я обдумывала еще по дороге от Куала-Лумпура в Ипо, а потом между горных склонов над Ипо и по скучной равнине на пути к Баттеруорту.

Каким образом я могла обнаружить китайского агента, единственным следом которого были китайские стихи, которые он посылает в китайскую газету?

Выход был только один, и я снова подошла к телефону.

— Моя дорогая, если бы ты знала, как я тебе завидую — ты путешествуешь по экзотическим городам с непроизносимым названием, а я все дую в свой саксофон, и заодно пытаюсь сделать нормальных музыкантов из этих двух новичков, — произнес в трубке бас Магды.

Я начала смеяться.

Потом предложила Магде разделить со мной тяготы и радости путешествия.