— Сапфо, тебе здорово попадет. И мне заодно.

— Я не хочу оставаться в Эресе — я тут знаю каждый дом и каждое оливковое дерево, — сказала я. — Я жажду приключений, и если ты меня любишь, Пракс, то пойдешь со мной!

— Ты знаешь, что я тебя люблю. Но я боюсь наказания. А мне достанется больше, чем тебе.

— Я тебя защищу, — сказала я.

Праксиною я получила, когда мне было всего пять лет, и она ни в чем не могла мне отказать. Мы были не просто хозяйкой и рабыней. Мы были подругами. А иногда даже больше, чем подругами. Мы вместе купались, вместе спали, прятались от грозы друг у друга в объятиях.

— Твоя мать тебя убьет. И меня.

— Она об этом никогда не узнает, Пракс. Мы все сделаем потихоньку. Мы незаметно проследуем за ней до Митилены. Она даже не догадается, что мы там. Я тебе обещаю.

Праксиноя неуверенно посмотрела на меня. Я настояла на том, чтобы она присоединилась ко мне, пренебрегая всеми теми правилами, в которых была воспитана. Даже на Лесбосе две девушки, свободная и рабыня, редко выходили за пределы семейных владений без мужчин и без сопровождения.

И вот мы вдвоем вышли из Эреса и направились в Митилену. Мы двигались довольно далеко от процессии моей матери, чтобы оставаться невидимыми для нее. Иногда мы даже теряли из виду тех, кто замыкал шествие. Мы шли и шли — в утренней прохладе, под полуденным солнцем и предвечерним, клонящимся к закату. Лишь в сумерках второго дня пути добрались мы, обессиленные, до жилища Питтака. Моя мать путешествовала в позолоченных носилках, которые несли рабы, а нам с Праксиноей приходилось опираться друг на дружку. И спать на склонах холмов рядом с козами.

Мы валились с ног от усталости и были покрыты пылью. И нам не удалось договориться со стражниками, которые охраняли тропинку, ведущую во дворец тирана.

— Стой, кто идет? — крикнул первый стражник, высокий нубиец с лицом Адониса.

За ним стояли еще пять воинов — громадные, мускулистые, бронзовые наконечники блестели на их страшных копьях. Они сердито поглядывали на нас.

— Меня зовут Сапфо, я — дочь Клеиды и Скамандронима, — отважно сказала я.

— У нас нет приказа пропустить тебя, — сказал первый стражник, загораживая дорогу.

Нас оттеснили на обочину, и два других стражника грубо схватили нас.

— Сапфо… я думаю, нам стоит отправиться домой, — прошептала трясущаяся Праксиноя.

— Господа, — сказала я, — если вы нас отпустите, то избавите себя от лишнего беспокойства.

Они нас отпустили, и мы бросились прочь от дворца.

— От кого вы бежите, маленькие?

Это был высокий молодой человек с рыжеватой бородой и шрамами на щеках — типичный воин. Он был старше меня — зрелый мужчина лет двадцати пяти.

— Я никуда не бежала.

— Я могу отличить бег от ходьбы, глаза еще видят, — поддразнивая меня, сказал он, и в глазах его загорелись искорки.

Он заглянул мне в самую душу.

— Меня зовут Алкей. Я насмехаюсь над войной и героями. Я бросил щит и бежал с последнего поля боя. И Питтак хочет изгнать меня за это. Считается, что мне должно быть стыдно. Но я отрицаю стыд. Нет ничего стыдного в том, чтобы любить жизнь сильнее смерти. Ведь мы же в конечном счете не глупые спартанцы. В противном случае я был бы уже мертв. И какая польза была бы от этого богам — сами-то они бессмертны?

— Ты — поэт Алкей? — спросила я у прекрасного незнакомца.

Сердце мое колотилось при мысли о том, что я вижу его. Я хотела, чтобы он навсегда оставался перед моим взором!

— Он самый.

— Я знаю твои песни наизусть.

— Ну так что же ты там стоишь и дрожишь? Спой хоть одну!

— Ты хочешь сделать мои стихи лучше, чем они были! — сказал он высокомерным тоном.

Потом, на симподии у Питтака, я поняла, что моя версия понравилась ему больше собственной, потому что он пропел ее в том виде, в каком услышал от меня. Он бы провалился в Аид, но ни за что не признался, что восхищается мной. Но я безрассудно влюбилась в него с самого первого взгляда. Я влюбилась в его самоуверенность, самообладание… даже в его гордыню. Все эти его качества находили отклик в моей душе. Эрос пронзил мое сердце своей остро отточенной стрелой.