На лбу выступила испарина.

Дыхание стало еще более тяжелым и неровным. Она хватала воздух открытым ртом, словно тонула, потом втягивала воздух в себя, сжав зубы, с леденящим душу шипением.

Барлоу терпеливо ждал.

Мать Грейс воздела руки, пытаясь обнять пустое пространство перед собой, в свете пламени вспыхнули перстни. Затем руки упали, беспокойно, точно умирающие птицы, дернулись и застыли на коленях.

Наконец слабым, дрожащим, как струна, голосом, в котором с трудом угадывался ее собственный, она вымолвила:

– Убейте его.

– Кого? – спросил Барлоу.

– Мальчишку.

Одиннадцать апостолов вздрогнули, обменялись многозначительными взглядами, и от движения их свечей тени заколыхались и стали перемещаться по комнате.

– Джоя Скавелло? – спросил Барлоу.

– Да. Убейте его, – откуда-то издалека прозвучал голос Матери Грейс. – Немедленно.

По непостижимым ни для Барлоу, ни для самой Матери Грейс причинам он был единственным человеком, с которым она могла сообщаться, находясь в состоянии транса. Если к ней обращались другие, она просто не слышала их. Она была единственным медиумом между ними и миром духов, единственным посредником, получавшим откровения с того света; но только благодаря осторожности и терпению Барлоу, задававшего ей вопросы, эти откровения обретали ясную и законченную форму. Выполнение им именно этой миссии, его драгоценный дар, более чем что-либо другое, заставило его поверить, что он принадлежит к числу божьих избранников, как утверждала Мать Грейс.

– Убейте его.., убейте, – тихо бубнила она надтреснутым голосом.

– Вы уверены, что это тот самый мальчишка? – спрашивал Барлоу.

– Да.

– Это точно?

– Да.

– Как нам убить его?

Теперь лицо ее осунулось. На обычно гладкой коже появились морщины. Она была бледна, тело обмякло и стало похоже на мокрую скомканную тряпку.

– Как нам уничтожить его? – повторил вопрос Барлоу.

Ее рот был широко открыт, в горле хрипло клекотало, в уголке рта собралась слюна и медленно скатилась по подбородку.

– Преподобная Грейс! – взывал Барлоу.

Ее голос звучал слабее прежнего:

– Убейте его.., любым способом.

– Застрелить? Зарезать? Сжечь?

– Как угодно.., на ваш выбор.., только действуйте скорее.

– Как скоро?

– Время уходит. День ото дня.., он могущественнее… и неуязвимее.

– Убив его, должны ли мы совершить какой-нибудь ритуал? – вопрошал Барлоу.

– Только одно.., когда он будет мертв.., его сердце…

– Что? Что сердце?

– Надо вырвать, – сказала она голосом, в котором вдруг вновь появились металлические нотки.

– И что потом?

– Оно будет черным.

– Его сердце будет черным?

– Как уголь, и гнилым. И вы увидите…

Она приподнялась в своем кресле. По лицу катился пот. Капли испарины выступили на верхней губе. Мертвенно-белые руки дрожали на коленях, словно опаленные крылья ночной бабочки. Краски вернулись на лицо, но глаза оставались закрытыми. Слюна изо рта уже не текла, но еще блестела на подбородке.

– Что мы увидим, когда вырвем его сердце? – спросил Барлоу.

– Червей, – в голосе слышалось отвращение.

– В его сердце?

– Да. И копошащихся навозных жуков.

Апостолы о чем-то тихо переговаривались. Но это не имело значения. Теперь ничто не могло вывести ее из транса: она погрузилась в него целиком, растворилась в мире охвативших ее видений.

Подавшись вперед, упершись руками в свои жирные ляжки, Барлоу спрашивал дальше:

– Что нам надлежит делать после того, как мы вырвем его сердце?

Грейс с такой яростью принялась кусать губы, что, казалось, на них вот-вот выступит кровь. Она вздернула руки и стала перебирать ими в воздухе, словно ткала свой ответ из эфира.

Затем произнесла:

– Погрузите сердце в…

– Куда?

– В сосуд со святой водой.

– Из церкви?

– Да. Вода останется холодной.., а сердце.., будет кипеть, превратится в черный пар.., и улетучится.

– И тогда мы будем знать наверняка, что он мертв?

– Да. Мертв. Навеки мертв. Ему уже не вернуться в новом воплощении.

– Значит, у нас есть надежда? – спросил Барлоу, боясь в это поверить.

– Да, – глухо отозвалась она. – Надежда.

– Благодарение Господу, – сказал Барлоу.

– Благодарение Господу, – вторили апостолы.

Мать Грейс открыла глаза. Широко зевнула, часто заморгала и растерянно посмотрела вокруг:

– Где я? Что со мной? Меня знобит. Неужели я прозевала шестичасовые новости? Я не могу пропускать шестичасовые новости. Мне надо знать, что задумывают слуги Люцифера.

– Еще нет и двенадцати, – сказал ей Барлоу. – Шестичасовые новости еще очень не скоро.

Она уставилась на него осоловевшим, бессмысленным взглядом, которым всегда бывало отмечено возвращение из состояния глубокого транса.