Шрифт:
Вот и с фантастикой та же история. Про какие годы ни спроси — вечно она в кризисе.
На самом деле за последнюю четверть века русская фантастика, если верить загибаемым пальцам, побывала в революционной ситуации (это когда авторы по-старому не могут, а читатели — не хотят) от силы дважды.
О первом кризисе, совпавшем с развалом Советского Союза, я поминал не раз. Поэтому повторюсь вкратце: в ту интересную эпоху — крысу ей за пазуху! — жизнь пошла невероятнее любого бреда, в результате чего термин «фантастика» практически обессмыслился.
Согласитесь, что, когда утрачивается понятие реальности, говорить о фантастических допущениях несколько затруднительно. Не знаю, как у других литераторов, а у меня тогда состояние было близкое к панике: да можно ли вообще что-либо выдумать в этом мире? Кроме железяк, конечно…
Затем, как и следовало ожидать, российское бытие вписалось в новые берега, народ более или менее привык к иным условиям — и кризис разрешился. Итогом его явились массовый замор «твердой» НФ и буйный расцвет фэнтези с сопутствующими ей хоррором, альтернативкой и проч. Передел печатных площадей исказил до полной неузнаваемости «Карту Страны Фантазии», нарисованную Георгием Иосифовичем Гуревичем еще в 1967 году и сохранявшую очертания вплоть до перестройки.
В данное время, как мне кажется, стремительно нарастает кризис номер два, так что «стране фантазии», видимо, грозит второй передел территории. А может, и не грозит — может, уже идет вовсю.
Существенное отличие нынешнего переломного момента от предыдущего заключается в том, что вызван он не кувырком окружающего бытия, как это было в прошлый раз, а кувырком общественного сознания.
Понятие реальности пусть в обновленном виде, но вернулось к россиянам. Зато понятие реализма расширилось настолько, что фантастике опять стало не от чего отличаться (тут, пожалуй, необходима оговорка: знаю, с литературоведческой точки зрения реализм и фантастика суть категории разного уровня и, следовательно, впрямую не соотносятся, однако в данном случае меня больше интересует мнение подавляющего большинства, склонного противополагать эти два явления сплошь и рядом).
2.
С кого они портеты пишут?
Где разговоры эти слышат?
Михаил Лермонтов.Сравните привычную унылую повседневность с той, что клокочет в книгах и на экране, и осознайте наконец, до какой степени вы нетипичны. Вы не пытаетесь украсть ядерную боеголовку, в погоне за нарушителем правил дорожного движения не сносите пол-Майами, в вас никогда не вселялась душа недавно погибшего знакомого.
Впрочем, сказать по правде, в эпоху соцреализма дело обстояло не лучше. Сопоставляя себя с образами современников, приходилось то и дело с горечью осознавать собственную ущербность.
«Однажды к командиру линкора постучался механик. Он рассказал о неполадках в механизмах. «Может, дадите совет, товарищ командир?» А командир почувствовал, что ничем не может помочь: он знал меньше механика.
«Имею ли я право командовать кораблем? — думал он. — Мне еще так много надо учиться!»
Короче, подал рапорт и ушел чуть ли не в подручные кочегара.
Ну куда же мне к черту до этаких нравственных высот! Хотя сам-то я линкором никогда не командовал. Вдруг они все там такие!
Собственно, тот факт, что тронутый идеологией реализм даст в смысле невероятности событий сто очков вперед любой фантастике, в доказательствах не нуждается — аксиома.
Любопытно другое: нынешнее отношение искусства к презренной обыденности. Даже если какой-либо умник затеет подчеркнуто бытовой сериал, можно поспорить, что после сто двадцать пятой серии он соберет свою команду и мрачно объявит: «Теряем зрителя…».
И в семейные разборки немедленно вклинится барабашка.
Посмотрите, что творится с уголовным романом. Уж на что я не любитель подобного чтива и то обратил внимание: произведения мастеров, досконально знающих преступный мир, решительно вытесняются с прилавков так называемым женским детективом, то есть книгами, авторы которых, если и видели представителей криминалитета, то лишь по телевизору.
Как тут не вспомнить героя Питера Устинова — начальника полиции, единственной усладой которого были фильмы про сыщиков. Они помогали ему отвлечься от осточертевшей службы.
А достоверность любовного романа! Прямо хоть лозунг вывешивай: «Каждой уборщице — по очарованному миллионеру!».
Нет, конечно, в заповедниках областных отделений СП встречаются еще кропотливые бытописатели, но, во-первых, публикуются они самое большее тысячным тиражом, а во-вторых, и с ними тоже в последнее время не все по-прежнему.
— Вот ты фантастику пишешь… — роняет с неодобрением матерый прозаик-реалист. — А я вот, знаешь, тоже взял и написал… только не как ты, а всерьез. Почти публицистика получилась…
И вручает рассказик, содержание которого примерно таково: таксист везет даму, и та жалуется, что ей приснилась дата смерти — сегодняшнее число, естественно. Пока шофер пытается убедить пассажирку, что не стоит верить каждому сновидению, они прибывают по адресу. Женщина расплачивается и выходит — в аккурат под колеса самосвала.