Виктор решил, что отъедет с места парковки только тогда, когда Маришка сядет в автобус. Она стояла на остановке и зябко ежилась, хотя апрель был очень теплым, почти летним. Откуда вылетел тот сумасшедший грузовик, Юсупов потом так и не мог вспомнить, хотя его об этом несколько раз спрашивали сотрудники дорожной службы. Зато в мозгу навсегда запечатлелась жуткая картина, как этот груженный кирпичом самосвал влетает на остановку и давит… давит… давит людей… Им, зажатым углом дома и пластиковыми скамейками, прикрепленными к столбам навеса над остановкой, совершенно некуда было бежать…

Со звериным воплем «Мари-и-ина-а-а!» Юсупов выскочил из машины и бросился на остановку, но его невеста была уже мертва. В этом не оставалось никаких сомнений. Ее головка покоилась в луже густой темной крови, а ноги были вывернуты самым неестественным образом. Рядом валялась ее расстегнувшаяся сумочка, из которой вывалились мелкие вещи и документы. Он машинально собрал все, что касалось его Марины. Теперь только это у него и останется.

Что происходило потом, Юсупов помнил смутно. Лишь один раз он очнулся от кошмарного морока, в который погрузился, когда выяснилось, что вместо Марининого паспорта он передал похоронным службам чужой документ, который нашел на остановке и автоматически сунул в сумочку своей девушки. Сначала он хотел все объяснить и переиначить, а потом передумал. Если хоронить Маришку под настоящим именем, то непременно придется столкнуться с матерью, в доме которой наверняка и находятся документы. Этого он не желал совершенно. Он не просто не хотел встречаться с Натальей Ильиничной, он не мог позволить ей ходить на могилу Марины. Она, эта могила, только его, и больше ничья! Других родственников у девушки нет, а подружки – они перебьются. В любом случае, очень скоро забудут безвременно погибшую, особенно в объятиях своих бойфрендов. Пусть Марина лучше считается без вести пропавшей. И его мать забудет ее, даже если вдруг почему-то действительно относилась к племяннице хорошо. Такие, как она, не умеют долго печалиться о других. А он, Виктор, забыть свою единственную любовь никогда не сможет. Пусть на памятнике написано другое имя, он-то точно знает, кто лежит под могильной плитой. Да и там… на небе… разберутся, кто есть кто и почему под другим именем. На Маришке никаких грехов нет. Ей дорога – прямиком в рай… О девушке, чьим паспортом воспользовался, Юсупов почему-то никогда не думал.

Та молодая женщина на даче, новая подружка Турка по имени Дана, была неуловимо похожа на Маришку. Может быть, своей простотой и безыскусностью, тихой женственностью, певучим голосом без жестких командных интонаций. Не случайно ему, Виктору, так сорвало крышу. Он много выпил, и Артурова Дана стала казаться ему вынырнувшей из небытия Маришкой. Ему очень четко представлялось, что им выделили совсем немного времени на свидание, а потому надо все успеть, а то девушка опять исчезнет из его объятий прозрачной дымкой. Кажется, он даже называл Дану именем своей погибшей невесты. Впрочем, кому какое дело до его переживаний. Никогда и никому дела до этого не было, кроме Маришки. Или он просто никого не допускал до себя, кроме нее?

Когда Лариса суетилась вокруг него на даче после отъезда Турка и Даны, ему даже что-то такое показалось… будто и с ней что-то возможно, если бы он поддался. Ему очень хотелось поддаться. Так он думал тогда. Сейчас, докурившись до горечи во рту и головной боли, он понял, что захотел любви. Да! Той самой, которую всегда отвергал, обходил стороной, которую смог принять лишь единожды – Маришкину, и только потому, что сам страстно полюбил эту девушку. Он думал, что больше никогда и ни от кого не захочет принять этот великий дар – любовь, никогда не сможет снова полюбить сам, но что-то вдруг стронулось с привычных мест в его заледенелой душе. Раз существуют такие женщины, как Дана, значит, не все потеряно, значит, можно еще найти похожую на нее… Как? Неужели он, которому так комфортно существовалось одному, будет теперь искать женщину? Да… Пожалуй, будет… Он не хочет больше существовать. Он хочет жить! Не только брать, но и давать! Он хочет о ком-то заботиться… оберегать… любить… и принимать любовь в ответ…

Он чуть не поверил в Ларису, особенно оказавшись у нее в квартире. Она, такая гордая и независимая, сумела простить ему мерзкую историю с Даной. Даже в постели в ту ночь была другой, не такой, как всегда, хотя до этого – такой же, как все женщины, с которыми он имел дело до нее: загребущей паучихой.

И вот теперь оказалось, что эта Лариса, которой он, Виктор Юсупов, уже хотел сдаться со всеми потрохами, и есть та самая Лорка. А ее он давным-давно вычеркнул из своей жизни точно так же, как собственную мать. Теперь он явственно видел в Ларисе черты Лорки. У нее были карие, удлиненные к вискам глаза, которые в детстве казались Виктору всегда хищно прищуренными. Ее большой рот в те времена напоминал ему лягушачий. Сейчас крупные губы Ларису только украшали. У нее и фигура почти не изменилась. В детстве Лорка казалась ему тощим и плоским богомолом, нынешняя Лариса была длиннонога, узкобедра, но вовсе не неприятно тоща. Словом, всем хороша, если бы не являлась мерзкой Лоркой, адовым проклятием его детства!

Раздавив в переполненной пепельнице очередной окурок, Виктор решил съездить на кладбище. Все-таки он нигде так не отдыхает душой, как возле Маришки. Он так и не приклеил к памятнику ее фотографию. Сначала хотел, даже перевел фото, где она красиво и нежно улыбается, на фарфоровую планшетку, а потом раздумал. Во-первых, на памятнике написано чужое имя, во-вторых, нечего на милое Маришкино лицо смотреть всяким зевакам, что таскаются по кладбищу. А сам он всегда может полюбоваться девушкой дома. У него остался маленький альбомчик с фотографиями, которые он сам же и делал.

Купив в цветочном киоске рядом с домом большой букет темно-бордовых роз на длинных стеблях, Юсупов поехал на кладбище.

Уже с дорожки он увидел, что возле памятника стоит какой-то мужчина. Фигура показалась знакомой. Подойдя ближе, Виктор узнал Турка. Его только еще здесь не хватало… Что он тут делает? Подойдя ближе, он так и спросил:

– Ты что здесь делаешь?

Артур вздрогнул, резко обернулся, с удивлением оглядел букет роз и зло спросил:

– А тебе какого черта здесь надо?

– Такого… Это моя могила… – Виктор постарался ответить как можно спокойнее, хотя тоже очень хотелось вспылить. Не глядя на Турка, поставил букет в узкую каменную вазу с длинным лебединым горлышком, в которой всегда была вода. Петербургские дожди каждый раз пополняли ее новой влагой, и она не успевала высыхать даже в теплые дни. Юсупов гордился тем, что придумал для надгробия такой вечно наполненный каменный сосуд. На других могилах он подобных не видел.

– Что значит – твоя? – не унимался Артур.