Егор так был поражен, что не мог сойти с места и, наверное, был бы скоро обнаружен, если бы Дикий не начал действовать.

Выставив руку с автоматом, он вышагнул из-за колонны и открыл огонь.

– Не здесь! – простонал Егор.

Но кто его мог услышать? Стены храма наполнились таким грохотом, что замигали все свечи возле икон, и уши Егора точно забились ватой.

Он все еще смотрел на отца Кирилла, а Дикий уже ухватил его за руку и потащил за собой.

– Вперед! – послышался его рев, от которого зазвенели окна.

Понимая, что у него ни единого шанса справиться с людьми Курбатова, Дикий предпринял отчаянную попытку прорваться через главный вход. Он почти не охранялся, все силы были пущены на то, чтобы искать беглецов в глубинах храма, поэтому на дверях оставили всего двух человек, правда, отлично вооруженных. По ним-то и открыл стрельбу Дикий и побежал к выходу, увлекая за собой Егора.

Расчет был верный. Двух человек он снял одной очередью, как в тире, освободив таким образом выход.

Отбросив автомат с опустевшим магазином, он домчался до дверей, поднял автомат одного из убитых, снабженный глушителем, и обернулся к Егору.

– Давай туда! – Он махнул рукой в сторону церковного сада.

Рискуя переломать себе ноги, Егор сбежал по высокой мраморной лестнице и опрометью бросился к саду.

Сзади слышался топот Дикого, который не забывал на ходу обернуться и дать очередь по быстро прибывающим преследователям.

– Сколько их здесь? – бормотал он. – Как грязи.

Егор никого не видел. Ему было не до того. Он смотрел только себе под ноги и слышал только свое дыхание. Они отбежали метров на сто от церкви, и ему начало казаться, что, возможно, они смогут уйти от погони. Надо только добраться до тех темных кустов, потом проскочить на улицу и запрыгнуть в машину. Смогли же они убежать на Тверской. Смогут и здесь. Тем более что по ним не стреляют, опасаясь попасть в него.

Вдруг Дикий рыкнул, споткнулся и покатился по асфальту.

Егор по инерции пробежал несколько шагов, затем, не слыша топота, остановился и вернулся назад.

– Ты чего? – присел он возле своего телохранителя.

– Ранен, – прошептал тот каким-то новым свистящим шепотом. – Снайпер, собака…

Он держался за грудь пониже плеча.

– Достали-таки.

В свете луны его грубое лицо стало белым, как молоко. Егор пригнулся ниже и различил оскал улыбки.

– Это ведь здесь? – спросил Дикий.

Егор в один миг вспомнил свои видения.

– Здесь.

– Хорошо, – сказал Дикий. – Красивое место. И в церкви побывал.

Он вдруг зашелся кашлем, и Егор увидел, что губы у него окрасились темным.

– Вперед, – сказал Дикий. – Надо торопиться, пока они нас не окружили.

Он поднялся и короткими перебежками, пригибаясь и прячась за кусты, побежал дальше. Егор последовал за ним.

Но надолго Дикого не хватило. Рана была слишком серьезна, и он быстро терял силы.

– Все, – упав на землю, сказал гигант. – Я остаюсь здесь. А ты уходи. Я прикрою.

Он положил возле себя автомат с полупустой обоймой и пистолет.

– Нет, – покачал головой Егор. – Я тебя не брошу.

– Дурак! – разозлился Дикий. – Дед зря погиб? Ты что, хочешь работать на этих гадов?

– Не хочу, – растерялся Егор от такой трактовки своего желания. – Но…

– Тогда уходи, – оборвал его Дикий. – Туда, где кусты и ограда. А потом прячься во дворы. Понял меня?

– Понял, – кивнул Егор.

Вдруг сбоку и впереди послышались короткие возгласы. Это переговаривались преследователи.

Дикий заскрежетал зубами:

– Поздно. Они все перекрыли.

Он дышал все тяжелее. В груди хрипело, как в поврежденном динамике.

– Сейчас, – шептал он. – Сейчас.

Внезапно он потянулся к карману и достал нож. Блеснуло острое лезвие, на миг отразившее свет луны.

– Ты что? – спросил Егор.

– Сейчас…

Дикий перекатился на бок, поддел ножом край канализационного люка, возле которого они лежали, и, напрягая оставшиеся силы, сдвинул его сантиметров на сорок.

– Лезь.

Егор заглянул в зияющую черноту, почуял тяжелую вонь и ощутил прилив отвращения. Туда? Ни за что.

– Ну! – поторопил его Дикий. – Чего ждешь?

– Не могу, – сказал Егор.

Разные чувства обуревали его. Черная неизвестность люка внушала ему отвращение лишь в малой степени. Больше всего ему претило прятаться, как крысе, под землю, от Курбатова и его подручных. Это попахивало откровенной трусостью, а ведь совсем рядом лежал мертвый отец Кирилл, и тут же хрипел раненый и обреченный на смерть Дикий. Бросить их, забиться в грязную дыру и сидеть там, боясь шевельнуться? То-то по-мужски. И потом, он не должен так себя вести. Он избран, и не пристало ему искать спасение в поиске щелей, в которые можно забиться. Ему следует выйти на открытый бой и уничтожить тех, кто посчитал его слабым и не умеющим постоять за себя. А лезть под землю, бросив истекающего кровью друга, – чем-то это попахивало откровенно жалким, после чего вряд ли будешь уважать себя и думать, что ты не такой, как все, и имеешь право на нечто большее.