Шрифт:
— Ну и что! Что-нибудь неладно?
Марк стоял, глядя на широкую спину капитана и его толстый зад, на серую щетку волос, покрывавшую его голову, и на две большие руки с толстыми пальцами, переплетенными за спиной и ритмично похлопывавшими по блестящему пластику куртки.
«Что он понимает в звездах? — подумал Марк. — Какое ему дело до их размера, светимости, спектрального класса?»
Нижняя губа Мерка дрогнула. Этот капитан — тоже «нонкомпос». Все на этом корабле — нонкомпосы. Так их прозвали сотрудники мнемонической Службы. Нонкомпосы. Все до единого. Без счетной машины и пятнадцать в куб не возведут.
Марк почувствовал себя очень одиноким.
Он решил, что объяснять все это нет смысла, и сказал:
— Звезды здесь такие густые. Как гороховый суп.
— Это только кажется, мистер Аннунсио. (Капитан произносил «Аннунсио» вместо «Аннунчио», и это резало слух Марка.) — Среднее расстояние между звездами в самом густом скоплении — не меньше светового года. Места хватает, а? Правда, на вид тесновато. Это верно. Если выключить свет, они светят не хуже, чем триллион точек Чисхольма в осциллирующем силовом поле.
Но он не предложил выключить свет, а просить его об этом Марк не собирался.
— Садитесь, мистер Аннунсио, — продолжал капитан. — В ногах правды нет, а? Курите? Не возражаете, если я закурю? Жаль, вас на было тут утром. В шесть локального времени были прекрасно видны Лагранж-I и Лагранж-II. Красный и зеленый. Как светофор, а? Но вас не видно всю дорогу. Космическая болезнь одолела, а?
Эти «а?», которые капитан выкрикивал резким, визгливым голосом, страшно раздражали Марка. Он тихо ответил:
— Сейчас я чувствую себя хорошо.
Казалось, это не очень обрадовало капитана. Он запыхтел сигарой, уставился на Марка, сдвинув брови, и медленно сказал:
— Все равно, рад вас видеть. Немного познакомиться. Вашу руку. «Трижды Г» не первый раз в специальном правительственном рейсе. До сих пор никаких неприятностей. Никогда не имел неприятностей. Не желаю неприятностей. Понимаете?
Марк ничего не понимал и даже не пытался. Его жадный взгляд снова вернулся к звездам. Их расположение немного изменилось.
Капитан на мгновение перехватил его взгляд, нахмурился и, казалось, хотел пожать плечами. Он подошел к пульту управления, и металлическая штора, скользнув по сверкавшему звездами иллюминатору, закрыла его, как гигантское веко. Марк вскочил, закричав в бешенстве:
— Что еще такое? Я считал их, идиот!
— Считал?.. — капитан побагровел, но заставил себя вежливо продолжать. Извините. Нам нужно поговорить о деле. На словах «о деле» он сделал едва слышное ударение. Марк знал, что он имеет в виду.
— Говорить не о чем. Я хочу посмотреть судовой журнал. Я звонил вам несколько часов назад и так и сказал. Вы меня задерживаете.
— А не скажете ли вы, зачем вам смотреть журнал, а? — спросил капитан. Еще никто об этом не просил. Вы имеете на это право?
Марк был изумлен.
— Я имею право смотреть все, что захочу. Я из Мнемонической Службы.
Капитан запыхтел сигарой — специальной марки, выпускавшейся для космических полетов, с добавлением окислителя, чтобы не расходовать кислорода воздуха. Он осторожно ответил:
— Да? Никогда о такой не слыхал. Что это такое?
— Мнемоническая Служба, и все тут, — возмущенно ответил Марк. — Это моя работа: я должен смотреть все, что захочу, и задавать любые вопросы, какие захочу. И я на это имею право.
— Но вы не получите журнал, если я не пожелаю.
— Вашего мнения не спрашивают, вы… нонкомпос!
Терпение капитана иссякло. Он в ярости швырнул на пол сигару и растоптал ее, потом подобрал остатки и тщательно запихнул в мусоропровод.
— Куда вы гнете? — спросил он. — Кто вы вообще такой? Секретный агент? В чем дело? Выкладывайте сейчас же.
— Я сказал вам все, что нужно.
— Мне нечего скрывать, — сказал капитан, — но у меня есть свои права.
— Нечего скрывать? — завопил Марк. — А почему этот корабль называется «Трижды Г»?
— Такое у него название.
— Рассказывайте! В земном регистре такого нет. Я это знал с самого начала и собирался вас спросить.