— Не мы так, о своём.

Оказалось, они поспорили, что меня, как молодого, сейчас пошлют далеко и надолго и были приятно удивлены. Я не стал признаваться, что, если бы не они, то, скорее всего, действительно, пошёл бы.

С того момента соседские ротные стали обращаться ко мне подчёркнуто на «вы», хотя и не оставляли попыток при каждом удобном случае уесть или подставить. Учили, так сказать. Как, впрочем, и мои капитаны, но делали они это не в пример чужим тактично и изобретательно. Что касается методики и боевой подготовки, их засады я преодолевал легко. Рассказать и показать мог не хуже. Но в хитросплетениях отношений своих, штабных, складских и полигонных я плавал мелко и неоднократно по какому–то пустяку нарезал по несколько кругов, пока не догадывался спросить совета у капитана. Тогда любой из них либо сам брался и легко и непринуждённо решал проблему, либо давал совет, который, казалось, лежал на поверхности, а я его в упор не видел. Так, что со своими бойцами я тоже проходил курс молодого ротного. При чём даже тогда, когда бойцы спали.

* * *

Однажды вечером в комнате офицерского общежития меня ждала уже привычная картина: мои капитаны со старшиной играли в карты. Я вернулся из расположения последним, проверив конспекты у сержантов, отбив роту и заинструктировав до смерти наряд. Честно отработал свой командирский понедельник. В комнате всё выглядело очень интеллигентно, камерный полумрак, карты кладутся тихо, берутся аккуратно. У всех рукава закатаны, табуретка застелена газетой. Никакого курения, мата, выкриков. У них, когда карты на руках, казалось, вообще никаких эмоций не присутствовало. Разделся, подхожу.

— Играете, товарищ лейтенант? — спрашивает прапорщик Буре.

— В дурака могу…

— Это для колхозников. Хотите, научим в настоящую офицерскую игру.

— Я слышал, что офицерская — это преф.[8]

— Настоящая — только храп, присаживайтесь. — Правила просты и понятны. Четыре карты на руках, можешь поменять из колоды хоть все четыре, сдающий последними тремя картами по очереди, пока кто–то не захрапит, обозначает козырь. Можешь взять две взятки — тогда играй, это «храп», можешь взять одну — помогай.

— А если не взял?

— Тогда помогающий ставит банк, а храпующий удваивает его.

— Вроде просто…

— И я говорю… Попробуете?

— Дровишки почём?

— По двадцать копеек, но для вас можно снизить ставку до пяти.

— Э, где наше не пропадало!

Почему–то капитаны, присутствующие при разговоре, делали вид, что это их касается постольку поскольку, в разговор не вмешивались, а только как–то загадочно переглядывались. Один тщательно перетасовывал карты, другой внимательно рассматривал ногти.

Я полез в карман, достал мелочь и сложил её кучкой на своём краю табуретки.

— Первый раз играем в открытую, — Буре артистично разбросал карты и на высоком методическом уровне, чего я раньше в нём не замечал, стал показывать, кто в данной раздаче может играть, кто помогать, как будет проходить сам розыгрыш и чем завершиться сдача.

Я уже всё давно понял и меня стал разбирать зуд азарта. Поехали, что ли? И вот, мои пять копеек на кону и четыре карты в руках.

— Карты к орденам, — впервые подал голос один из капитанов, когда я слишком далеко отвёл руку с картами от себя. — Пас.

— Храп, — подал голос другой.

— Помогаю, — это старшина.

Все трое посмотрели на меня. Мне хотелось показать кому–то свои карты, что бы подтвердить правильность решения, но, во–первых, все были в игре, а, во–вторых, процесс рассказа закончился, пора самому.

— Помогаю, — выдохнул я, как будто на кону была минимум корова.

«Пролетел» храпующий, а мне досталось две взятки, и я гордо присовокупил к своей мелочи два пятачка. Дальше — больше. Незаметно на кону появились рубли, я несколько раз удачно «храпел», потом также успешно «помог» и вот у меня уже мелочь громоздится на небольшой стопке из рублей и трюльников. Я нагло прикидывал, что могу себе позволить не экономить в офицерской столовой, а, если так и дальше пойдёт, то…

— Похоже, командир нас развёл, как лохов. Не может быть, что первый раз так играет, — обратился один капитан к другому, как будто меня здесь не было.

— Красиво нас всех обыграл, — подтвердил другой.

Меня буквально распирало от гордости. Заслужить такую оценку от этих мужиков — дорого стоит. Банк тем временем взлетел до 36 рублей. У меня на руках не карта, а лом! Молюсь, чтобы выпал нужный козырь, и он приходит!

— Храп, — говорю я и стараюсь изобразить на лице полное равнодушие.

Всё! Туз, дама, десять в козырях и левый туз! Верняк!!! Только бы были желающие помочь, сейчас всех посажу.

— Помогу, — говорит Буре.

— И я помогу, — вступает капитан.

— Меняйте, — говорю, — я не буду.

Они сменили по три карты, мне их было жалко. Я попёр, как баран на новые ворота. Вышел с козырного туза. Оба сбросили по малке. И тут я совершил рАковую ошибку и пошёл с козырной дамы. Буре её прихлопнул королём и вышел на встречу с козырного валета. Плакала моя десятка! Но что ещё было обидней, он потом пошёл с семёрки, которую десяткой(!) забрал капитан, а мой левый туз оказался не у дел. Да уж, фурор был полный. Правда, фанфары молчали, а меня прошиб холодный пот. Пока я растерянный думал, что по закону вероятности такой расклад практически невозможен, лазил по карманам и вытрясал на кон, всё, что у меня было до копейки, мои партнёры, сокрушались, как мог я с такой картой так опрометчиво зайти. Стоит ли говорить, что в следующую раздачу мне не пришло ничего, и мои 72[9] рубля благополучно перекочевали в карманы партнёров.