Многие полагают, что спасти классическую музыку удастся при помощи знаменитостей, которые сделают ее немного менее классической. Однако другие предсказывают, что культ знаменитостей, напротив, погубит классическую музыку. Я сама последние десять лет не представляю, что и думать по этому поводу, а моя собственная звукозаписывающая карьера началась в один из тяжелейших для этой индустрии периодов. Кто знает, какое место я занимаю в нашей культуре?

Интерес к записям Энрико Карузо [75] превратил фонограф из любопытной диковины в коммерческое предприятие. В музыкальном мире Карузо доминировал, и хотя он был прежде всего оперным певцом, его ничуть не меньше любили за неаполитанские песни, следовательно, и продавались они не хуже, чем оперные арии. Все его записи переиздаются и сейчас, не многим артистам так повезло.

В большой степени благодаря Карузо оперные певцы в начале двадцатого века стали настолько знаменитыми, что их даже приглашали сниматься в немом кино. В Европе признанная красавица Лина Кавальери [76] появилась в фильме «Манон Леско», а в Америке Джеральдина Фаррар [77] снялась в невероятно популярной версии «Кармен», которую можно увидеть на экранах и сегодня. Это особенно занятно, учитывая тот факт, что в биографических лентах об оперных певцах, снятых во второй половине двадцатого века, обычно играют актеры, а певцы лишь дублируют их за кадром.

Стоило звуку прийти в кино, вслед за ним подтянулись и певцы. Грейс Мур, Джанет Макдональд, Нельсон Эдди и Марио Ланца вполне могут считаться разножанровыми артистами, ведь все они были профессионалами, доносившими популярные песенки, легкие мелодии и основные классические арии до широкой публики. И хотя Дина Дурбин никогда не была оперной певицей, она спела (причем хорошо) как минимум по одной арии во всех двадцати двух своих музыкальных фильмах, прежде чем уйти из кино в тридцатилетнем возрасте. На пике популярности, в тридцатые и сороковые, она была самой высокооплачиваемой женщиной в Америке, а спустя несколько лет — самой коммерчески успешной актрисой. И все это благодаря музыке!

Сегодня все тоньше грань между оперной и эстрадной музыкой. Новые артисты создаются по образу и подобию поп-звезд, вычерчиваются по единому лекалу. Сначала эта практика была опробована на молодежных группах: от них требовались смазливые личики и способность синхронно двигаться. Обычно они известны лишь на родине, некоторым платят жалованье вместо авторских отчислений, и, если группа набирает обороты, продюсеры стригут солидные купоны, даже несмотря на то, что на раскрутку и рекламу уходят огромные суммы. Мишура в виде светового шоу, костюмов и хореографии намного важнее содержания, будь то аранжировка классических мелодий или оригинальный материал. Помесь классики с поп-музыкой находит свою аудиторию, и, надо признать, весьма значительную.

После фантастических продаж «Romanza» Андреа Бочелли [78] появилась целая серия успешных дисков людей, которые хоть и называют себя оперными певцами, на самом деле не имеют ни соответствующего образования, ни сценического опыта. Большинство из них не расслышишь без усилителей — не потому что у них нет голоса, а потому что они не обучались искусству пения годами и ничего не знают о донесении голоса до публики. Чем выше их голос, тем более чистым и юношеским получается звук, а ведь у настоящих оперных певцов звук зрелый и теплый. Те, кто поумнее, после первого же крупного успеха заключают контракты в кино и на телевидении, ищут способы совершенствоваться и со временем приобретают новое качество, как это случилось с некоторыми поп-звездами.

Видя успех шустрых коллег по цеху, начинающие классические музыканты сталкиваются с искушением, еще пару лет назад не существовавшим. Молодые исполнители пытаются продать свои таланты ведущим звукозаписывающим компаниям, получают равнодушный прием, после чего нанимают профессиональных фотографов, которые снимают их возлежащими на рояле или обвивающимися вокруг виолончели чуть ли не нагишом. Вот тут продюсеры сразу оживляются.

На сегодняшнем рынке к записям классики (по крайней мере, в крупных компаниях) относятся точно так же, как к популярной музыке. Новых дисков становится меньше, ожидаемые объемы продаж завышены до небес, и больше денег тратится на рекламу. Контракты стали короче, исполнителей больше не «подписывают» до окончания их концертной деятельности. Но классика — это не поп-музыка, и на равные продажи рассчитывать бесполезно. Раньше считалось удачей, если классическая запись окупала себя через семь лет, и компании мирились с такой ситуацией. Но уже к 1999 году стало казаться, что от записей классики ждут той же отдачи, что от альбомов «U2» [79] : затраты должны окупиться через год. Запись оперы обходится в среднем в двести пятьдесят тысяч долларов; «Женщина без тени» обошлась Шолти в миллион долларов, с учетом маркетинговых расходов. Моя запись «Русалки» стоила примерно триста тысяч долларов, и на сегодняшний день продано сорок тысяч дисков. А чтобы окупить диск, нужно продать семьдесят пять. Да, эти записи могут долго пылиться на полках музыкальных магазинов, но даже если они и окупаются — этого теперь недостаточно. Единственное, что принимают в расчет акционеры больших компаний, — большие прибыли.

Слава богу, большие прибыли в наши дни не такая уж редкость. Классические музыканты вроде Йо-Йо Ма и Джошуа Белла даже попадают в поп-чарты «Биллборда». А феномен трех теноров, Паваротти, Доминго и Каррераса, достиг такого масштаба, что за короткое время было продано больше двенадцати миллионов дисков. Их успех, однако, лишь завуалировал плачевное состояние звукозаписи классической музыки. Благодаря семнадцати миллионам проданных тенорами дисков реализация классики в среднем выглядела не так уж плохо, но если бы кто-нибудь удосужился поинтересоваться реальными продажами остальных дисков, то обнаружил бы гигантские убытки. В итоге Три тенора стали прежде всего поводом для подражания: Три современных тенора, Три шотландских тенора, Три американских тенора, Три ирландских тенора, Три контртенора, Три бродвейские дивы, Трое мужчин и тенор, Три фантома, Три сопрано, Оперные красотки, Десять австралийских теноров и Три финских баса. Кажется, будто в музыкальной индустрии решили, что число «три» — верный залог хороших продаж.

Студийные боссы вдруг обратили внимание на классические отделы своих звукозаписывающих фирм и решили, что все без исключения проекты должны приносить огромные прибыли. Сотрудников, которых сочли «старомодными», попросили уступить дорогу молодым хватким менеджерам. Но причины, благодаря которым расходились записи Трех теноров, имели мало отношения к классической музыке. Это был своего рода феномен: звезды на небе сошлись, чемпионат мира по футболу подоспел, популярные, находящиеся на пике формы музыканты объединились, а пресса подогрела интерес. По сути дела, эта волна популярности не имела ничего общего с серьезным отношением к Паваротти, Доминго и Каррерасу как к оперным певцам. Ко времени совместной записи все трое прочно утвердились в профессии, и никто из них не страдал от нехватки работы. Даже ярые фанаты прыгали от восторга, услышав арию Макдуфа в исполнении Пласидо или арию из «Сида», спетую Хосе на концерте Трех теноров в Лос-Анджелесе. Где еще они бы могли это услышать?