Дул неприятный северный ветер с болот, и очень скоро я почувствовала легкий озноб и собралась в обратный путь, бросив почти случайный взгляд на личардову могилу. И остановилась как вкопанная.

На его могиле лежал уже почерневший и сморщенный, но некогда шикарный букет роз. И это при том, что на могиле Павла Семеновича не было ни цветочка.

В это трудно было поверить.

«Что за почитатель его трагического таланта объявился в этих местах? — подумала я. — Даже если допустить, что какая-то безутешная крестьянка горько оплакивала его смерть, то вряд ли она принесла бы ему розы. В Синицыно они не растут, так откуда же им здесь взяться?»

Я подняла с могилы букет и убедилась, что стебли были обрезаны острым ножом, под правильным углом, а сам букет был обернут тоненькой траурной лентой.

Все говорило о том, что он был куплен в цветочной лавке, то есть привезен в Синицыно издалека. И сделано это было не раньше, чем два дня назад. Цветы повяли, но еще не засохли.

Вернув покойному его последнее достояние, я снова направилась к бурмистру.

— Что-нибудь не так? — угодливо спросил он, и его заплывшие глазки испуганно забегали из стороны в сторону.

— Нет-нет, — поспешила успокоить его я, — все хорошо. Я была на могиле у Павла Семеновича, отнесла цветов… Кто приезжал к вам на днях?

— К нам? — ответил он не сразу, соображая, не грозит ли мой вопрос ему какой-нибудь опасностью.

— Наверняка это кто-нибудь из моих знакомых, Павел Семенович был моим хорошим приятелем, и у нас было много общих друзей, и мне просто интересно… — как можно спокойнее, словно речь шла о простом любопытстве, добавила я.

И моя маленькая хитрость сработала.

— Понимаю, — ощерился он беззубым ртом, — разумеется…

Он больше походил на приказчика в городской лавке, чем на деревенского старосту. Возможно, он и занимался коммерцией до того, как им стал. В то время многие крестьяне заводили собственное дело, платя хозяевам оброк, а нажив капиталы, выкупали себя и свою родню. И становились уважаемыми коммерсантами. У таких доморощенных негоциантов гонору было хоть отбавляй, чаще других они были не чисты на руку и подвизались на самым сомнительных поприщах.

Но и прогорали они чаще других, у иных ума не хватало, других жадность губила. Может, и этот вернулся в свою избушку, разорившись дотла или погорев на какой-нибудь афере.

Уж больно был плутоват.

— Меня такое любопытство разобрало, — решила я поменять тактику, — что, кажется, ничего не пожалею, лишь бы узнать кто это был. Это была женщина? — прищурив глаза, спросила я тоном капризной барыньки, пытаясь выглядеть как можно легкомысленнее.

— Ну, Алексей, — вспомнив его имя, пропела я, — не мучь меня, я тебя награжу…

— Как можно мучить такую добрую барыню, — расплылся в улыбке староста. — Отчего же не сказать, от меня не убудет. Да и награды никакой не надо, разве что на нашу бедность.

Пара монет в моей руке моментально сдвинули процесс с мертвой точки.

— Это вы имеете в виду, кто на кладбище то-есть приезжал, так я скажу…

Я достала еще пару монет.

— Жалко, что имени не знаю, а только по внешности. Похоже, из мещан она будет, или… боюсь соврать…

Часть монет перекочевала в его руку.

— Да как же я забыл — точно, — хлопнул он себя по лысине. — Купеческого звания они будут… А может, и из жидов.

— А раньше ты ее никогда не видел?

— Не скажу… — смутился он, — они платочек на головку надели, так что лица не видно.

— Хотя бы лет-то ей сколько, ты можешь сказать? — обиженно протянула.

— Это могу, — охотно кивнул он. — Ваших лет будут и по фигуре, извиняюсь, вашей комплекции.

— А хоть на чем она приехала — ты заметил?

— Как можно не заметить. Думаю… в карете.

— Думаешь или знаешь.

— Знаю. То есть… — он смутился и замолчал.

Я уже не надеялась что-нибудь от него услышать, но он неожиданно воскликнул:

— Ну не пешком же она сюда пришла? Чай не крестьянская баба, чтобы ножки-то топтать.

У меня вырвался вздох разочарования, и Алексей, испугавшись, что не получит больше ни копейки, отчаянно пытался вспомнить хоть что-нибудь приметное.

— У нее руки были в болячках, — неожиданно выпалил он.

— В каких болячках? — не поняла я.