Фродо и Сэм переглянулись, понемногу расслабились, закинули головы и сомкнули веки, как бы засылая. Вскоре послышалось их ровное дыхание. Пальцы Горлума затрепетали. Он едва заметно повел головой: приоткрылась одна, потом другая бледная щелка. Хоббиты явно спали.

Внезапно Горлум сорвался с места прыжком, как лягушка или кузнечик, и задал стрекача в темноту. Но Фродо и Сэм только этого и ждали. Сэм вмиг нагнал и сгреб его, а Фродо ухватил за ногу и повалил.

— Вот и опять твоя веревка пригодится, Сэм, — сказал он.

Сэм вытащил веревку.

— А куда же это вы намылились по холодным жестким камням, моя прелесть, сударь мой Горлум? — грозно спросил он. — Нам интересненько, нам очень интересненько! Голову даю на отсечение, что к своим дружкам-оркам! Ах ты, пакостная, лживая тварь! Тебе бы эту веревку на шею да петельку потуже затянуть.

Горлум лежал как колода, точно и не он улепетывал. Сэму он ничего не ответил, только смерил его ненавистным взглядом.

— Нам его просто нужно держать на привязи, — сказал Фродо. — Ноги ему не связывай — идти не сможет, руки тоже не надо, он через раз ходит на четвереньках. Привяжи его за щиколотку и сам обвяжись.

Он стоял и смотрел, как Сэм завязывает узел, но тут Горлум изрядно удивил их обоих. Он вдруг разразился диким, пронзительным, несмолкаемым визгом — при этом катался по земле, извивался и тянулся к лодыжке зубами — перекусить веревку.

Фродо наконец понял, что он не притворяется — петля, что ли, слишком тугая? Он проверил: не слишком, и даже вовсе не слишком. Сэм был грознее на словах, чем на деле.

— Да в чем дело-то?! — прикрикнул он. — Раз ты норовишь сбежать, иди на привязи, а больно тебе никто не сделал.

— Нет, нам болестно, болестно! — сипел сквозь зубы Горлум. — Она кусает, она морозит! Гадкие, жестокие хоббитцы! Мы потому и хотели спастись, правда же, моя прелесть? Мы догадались, что хоббитцы станут нас мучить. Они якшались с эльфами, злыми огнеглазыми эльфами. Снимите ее, снимите! Нам болестно!

— Нет, не сниму, — покачал головой Фродо. — Разве что, — он помедлил, — разве что ты дашь честное слово, а я ему поверю.

— Мы поклянемся слушаться, да, да, да-ссс, — стенал Горлум, корчась и хватаясь за лодыжку. — Болестно нам!

— Поклянешься? — спросил Фродо.

— Смеагорл поклянется, — вдруг сказал Горлум ясным голосом, уставив на Фродо странно заблестевшие глаза. — Смеагорл поклянется на Прелести.

Фродо резко выпрямился, и Сэма снова поразили его слова и суровый голос.

— На Прелести? Да ты что! — сказал он. — Опомнись!

Ты понимаешь, что тебе грозит, Смеагорл? Что ж, такую клятву ты поневоле сдержишь. Но клятва тебя предаст. Берегись!

Горлум съежился, прижав уши.

— На Прелести, на Прелести! — твердил он.

— И в чем же ты поклянешься? — спросил Фродо.

— Он поклянется быть послушненьким, — сказал Горлум. Он подполз к ногам Фродо и, елозя на животе, сипло зашептал, содрогаясь, точно все кости тряслись у него со страха: — Смеагорл поклянется, что никогда, никогда не отдаст ее Тому. Никогда! Смеагорл ее упасет и схоронит. Только дайте ему поклясться на Прелести.

— Нет! Этого нельзя, — сказал Фродо, строго и жалостливо глядя на него. — Ты жаждешь всего лишь увидеть и потрогать его, хотя сам знаешь, что это безумие. На нем — нельзя. Хочешь, поклянись им, ибо ты знаешь, где оно. Оно перед тобой.

Сэму на миг показалось, что хозяин его вырос, а Горлум совсем усох: величавая тень, могучий властитель, скрывающий тайные знаки избранности под серым облачением, и у ног его — скулящая собачонка. Однако же эти двое заведомо были в родстве: они читали в сердце друг у друга. Горлум стоял на коленях, обнимая ноги Фродо, по-собачьи ластясь к нему.

— Прочь! Прочь! — сказал Фродо. — Ну, приноси свое обещанье!

— Мы обещаем, да, я обещаю! — проговорил Горлум. — Обещаю верно служить хозяину Прелести. Добрый хозяин, послушный Смеагорл, горлум, горлум!

Он вдруг заплакал и опять потянулся зубами к лодыжке.

— Отвяжи его, Сэм! — приказал Фродо.

Сэм неохотно повиновался. Горлум тут же вскочил и запрыгал вокруг, как нашкодивший пес, которого хозяин простил и приласкал. С этой минуты повадка его хоть ненадолго, а изменилась. Шипеть и хныкать он стал реже и обращался к спутникам, а не к себе и своей прелести. Он поджимался и вздрагивал от их внезапных движений, боялся подходить близко и с ужасом сторонился их эльфийских плащей, но был приветлив и жалко угодлив. Он кряхтел от смеха в ответ на любую шутку, прыгал и ликовал, когда Фродо был с ним ласков, и заливался слезами, если Фродо его корил. Сэм с ним почти не разговаривал и ни в чем ему не доверял: новый Горлум, Горлум-Смеагорл, был ему, пожалуй, чуть ли не противнее прежнего.