Наконец на пятое утро путешествия с Горлумом они снова остановились. Перед ними высились в серой мгле огромные утесы; вершины их скрывали дымные тучи, а подножия были укреплены мощными устоями и загромождены скалами, до ближней из них оставалось не более двенадцати миль. Фродо огляделся, и ему стало жутко. Отвратны были Мертвецкие Болота и пересохшая пустошь, но во сто крат чудовищнее то, что теперь открывал его запавшим глазам ползучий рассвет. Даже Могильные Топи весна еще подернет зеленоватой пеленой, но здесь не могло быть ни весны, ни лета. Здесь не было ничего живого, не было даже трупного тлена. Зияли ямины, засыпанные золой, загаженные белесовато-серой грязью, точно блевотиной горных недр. Бесконечными рядами возвышались груды каменного крошева и кучи обожженной, изъязвленной земли — дневной свет как бы нехотя озарял изнанку смерти, кладбище без мертвецов.

Это была поистине мордорская пустыня, памятник на вечные времена непосильному труду рабских полчищ — цели трудов забудутся, но след их пребудет: опоганенная, неисцелимо изуродованная земля, разве что волны Великого Моря сокроют ее от глаз.

— Сейчас меня вывернет, — сказал Сэм.

Фродо промолчал. Они помедлили как бы на краю неминучего бредового сновидения, которое надо претерпеть, нырнуть во мрак, чтобы пробудиться утром. Между тем светлело — жестоко и безысходно. Провалы и язвы прокаженной земли виднелись с ужасающей четкостью. Между тучами и клоками дыма проглянуло солнце, но и солнечные лучи были осквернены. Хоббиты не обрадовались солнцу: оно, казалось, служило Врагу, высвечивая их во всей беспомощности — крохотные писклявые существа, копошащиеся на мусорной свалке Черного Властелина.

Идти дальше им было невмочь. Они поискали, где бы отдохнуть. Присели за горой шлака, но она источала удушливый дым, и все трое начали кашлять и задыхаться. Первым встал Горлум; отплевываясь, бранясь и даже не взглянув на хоббитов, он уполз на четвереньках. Фродо и Сэм последовали за ним, и вскоре выискалась большая круглая яма, закрытая с запада насыпью. Там было, как и везде, холодно и гадко, на дне радужно лоснилась маслянистая лужа. Там они и приткнулись в надежде хоть как-то укрыться от всевидящего Ока.

День тянулся медленно. Нестерпимо хотелось пить, но они лишь смочили губы водой из фляжек, наполненных в ручье — и он, и каменная расселина казались им теперь прекрасным видением. Хоббиты караулили по очереди. Сперва, несмотря на усталость, ни один из них уснуть не мог, но, когда солнце утонуло в тяжелой туче, Сэм задремал. Бодрствовать был черед Фродо. Он разлегся на спине, но легче ему ничуть не стало, ноша давила все так же. Глядя в дымное небо, он видел странные тени, мчались темные конники, чудились полузабытые лица. Он потерял счет времени, явь смешалась с дремой, и наконец он забылся.

Сэм открыл глаза: ему показалось, будто хозяин зовет его. Но Фродо спал, съехав по скату на дно ямы. Возле него присел Горлум. Сэм было подумал, что он хочет разбудить Фродо, но нет, Горлум разговаривал сам с собой. Смеагорл спорил с кем-то, кто говорил его голосом, сипя и пришепетывая. И глаза его мерцали то бледным, то зеленым огнем.

— Смеагорл дал обещанье, — говорил первый.

— Да-да, моя прелесть, — отвечал другой, — мы обещались сберечь нашу Прелесть, не отдать ее Тому — нет, никогда. Но что ни шаг, мы к Тому все ближе. Что хочет хоббит сделать с нашей Прелестью, интерессненько, да, нам интерессненько.

— Не знаю. Тут уж ничего не поделаешь. Она у хозяина. Смеагорл обещал помогать хозяину.

— Да, да, помогать хозяину нашей Прелести. А если мы сстанем хозяином, то будем помогать себе и содержим обещание.

— Но Смеагорл обещал быть очень-очень послушным. Добренький хоббит! Он снял жестокую петлю с ноги Смеагорла. Он ласково говорит со мной.

— Очень-очень посслушным, да, моя прелесть? Давай будем посслушным и сскользким, как рыбка: будем, сладенький мой, сслушаться самого себя! Но мы не ссделаем худа добренькому хоббиту, нет, совсем нет.

— Я же поклялся Прелестью, — возражал голос Смеагорла.

— Так возьми ее себе, — отвечал другой, — и ссдержи клятву! Сстань сам хозяином Прелести, горлум! Тогда другой хоббит, сердитый, неласковый, подозрительный хоббит, он у нас поползает в ногах, горлум!

— А добренького хоббита трогать не будем?

— Нет, не будем, если не понадобится. Он ведь все-таки Торбинс, моя прелесть, да-да, он Торбинс. Торбинс стащил у нас Прелесть. Он нашел ее и ничего нам не ссказал. Ненависстные Торбинсы!

— Но это же не тот Торбинс!

— Все Торбинсы ненависстные. Все, у кого наша Прелесть. Она нам самим нужна!

— Но Тот увидит, Тот узнает. Он отберет ее у нас!

— Тот все видит, все знает. Тот сслышал наше безрассудное обещание — мы нарушили его приказ-сс. Надо ее забрать. Призраки всюду рыскают. Забрать ее надо!

— Но Тому не отдавать!

— Нет, ссладенький. Суди сам, моя прелесть: когда она будет у нас, что нам сстоит с ней сскрыться, а? А может, мы сстанем сильные-сильные, сильнее призраков. Властелин Смеагорл? Несравненный Горлум! Горлум из Горлумов! Будем есть рыбку каждый день, три раза в день, свеженькую, вкусненькую, с моря. Самый Прелесстный Горлум! Ее надо забрать. Сскорее, сскорее, сскорее!