Шрифт:
— Если и точно в последний, то я этому рад, — отозвался Саруман, — больше, стало быть, не осенит, вот и спасибо. Мои Удачи все позади, а ваших мне не надо. Да и так ли уж вы удачливы? — И глаза его злобно засветились. — Езжайте, езжайте! — напутствовал он. — Я недаром был книжником столько долгих веков. Вы обречены, вы своими руками погубили себя. В скитаниях я буду тешиться мыслью, что, разрушив мой дом, вы низвергли свой собственный. И что же это будет за корабль, который унесет вас в безбрежный океан? — ядовито спросил
— Это будет серый корабль, полный призраков. — И он разразился скрипучим, зловещим смехом. — Вставай, дурак! — крикнул он своему спутнику, который, съежившись, сидел на земле, и ударил его посохом. — Пошевеливайся! Нам с этой знатью не по пути, придется сворачивать. Живей, а то ни корки хлеба не дам на ужин!
Сгорбленный нищий с кряхтением поднялся на ноги, хныча:
— Бедный, бедный старый Грима! Бьют его и ругают, ругают и бьют. Да будь он проклят! Ох, как же мне уйти от него!
— Уходи — и все тут! — сказал Гэндальф.
Но Гнилоуст вскинул на Гэндальфа выцветшие глаза, вздрогнул от ужаса и заковылял вслед за Саруманом. Возле хоббитов Саруман остановился и ненавистно поглядел на них; те смотрели жалостливо.
— Ах, и мелюзга тоже явилась потешаться над нищим! — сказал он. — А может, милостыньку подадите? Вон какие вы сытенькие, разодетые, все-то у вас есть, и отменного табачку небось тоже хватает. Знаем, знаем, откуда он у вас. Отсыпьте щепотку бедняге нищеброду, а?
— Я бы с радостью, но у меня нет, — сказал Фродо.
— Погоди-ка, — сказал Мерри, — у меня немного осталось, возьми вот. — Он спешился, пошарил в седельной сумке и протянул Саруману кожаный кисет. — Сколько там есть, все твое. Кури на здоровье — это с развалин Изенгарда!
— Мой это, мой табак, за него уплачено с лихвой! — воскликнул Саруман, хватая кисет. — Всего лишь подачка — уж вы там, конечно, награбились всласть. Что ж, спасибо и на том: вор, как говорится, на возврат не тороват. Поделом же вам будет, когда в Южном уделе вы увидите то, что увидите! Да поразит ваши земли табачный недород на многие годы!
— Спасибо на добром слове! — сказал Мерри. — Только уж тогда изволь вернуть кисет, он не твой, я протаскал его за тридевять земель. Пересыпь зелье в свою тряпицу!
— Вор на вора наскочил, — сказал Саруман, повернулся спиной к Мерри, пнул Гнилоуста и направился в лес.
— Ничего себе! — сказал Пин. — Оказывается, мы же и воры! А что нас подстерегли, изувечили и протащили по всей Ристании — это как?
— Да-а! — заметил Сэм. — Уплачено, он сказал. С какой это лихвой, хотел бы я знать? И совсем уж мне не по нутру его обещание насчет Южного удела. Ох, пора нам возвращаться!
— Еще бы не пора, — сказал Фродо. — Однако ж не раньше, чем повидаемся с Бильбо. Будь что будет, а я все-таки сперва съезжу в Раздол.
— И правильно сделаешь, — сказал Гэндальф. — Да, а Саруман, похоже, увы, уж ни на что доброе не годится: сгнил на корню. Только, боюсь, Древень ошибся: как-нибудь напакостить он еще вполне в силах.
На другой день выехали на безлюдные, пышно заросшие долины северного Дунланда. Подступил сентябрь. Дни золотились, серебрились ночи, и засверкала перед ними река Лебедянь у старинной переправы к востоку от водопадов, обрушивавших поток в низины. Далеко на западе сквозь дымку виднелись заводи и островки, река вилась, вилась и сливалась с Сероструем. Там, в необъятных зарослях камыша, гнездились лебединые стаи.
Они заночевали на невысоком холме. Просиял рассвет, и взорам их открылась отуманенная Остранна, а на востоке утреннее солнце озарило заоблачные вершины Карадраса, Келебдора и Фануиндхола. Неподалеку были Ворота Мории.
Здесь они задержались на неделю, растягивая еще одно печальное расставание: Селербэрну и Галадриэли со свитой пора было сворачивать на восток, к Багровым Воротам, Черноречному Каскаду и Серебрянке — в Лориэн. Они возвращались западным, кружным путем, чтобы наговориться с Гэндальфом и Элрондом, и казалось, не будет конца их беседе. Хоббиты видели десятый сон, а они сидели под звездным небом и вспоминали минувшие века, былые радости и невзгоды или же обсуждали грядущее. Если бы случился тут путник, он бы ничего не увидел и не услышал, разве что заметил бы серые изваяния, памятники былых времен, затерянные в необитаемой земле. Ибо они были недвижны и безмолвны, не отягощенные словами думы их сливались воедино, и глаза то излучали, то отражали тихое сияние.
Но наконец все было сказано, и они снова расстались — до той недалекой поры, как выпадет срок Трех Эльфийских Колец. Владыки Лориэна и свита их в серых плащах поехали к горному склону, мешаясь с тенями, исчезая среди камней. Остальные же, чей путь лежал в Раздол, сидели на холме и смотрели им вслед — в густеющем тумане вспыхнула звезда, и мгла сомкнулась. Фродо понял: это Галадриэль помахала рукой им на прощание.
Сэм отвернулся и вздохнул:
— Эх, кабы еще разок побывать в Лориэне!