Наконец они пустились в путь. Свели пони с холма, уселись на них и рысцой двинулись по долине. Оглядывались и видели, как лучится в солнечном свете золотая груда на вершине кургана. Потом свернули за отрог, и курган пропал из виду.

Фродо озирался по сторонам, но никаких каменных зубцов не было, как не бывало; и вскоре они выехали северной ущелиной на пологую равнину. То рядом с ними, то обгоняя, рысил Хопкин-Бобкин со своим веселым седоком: толстунок бежал легче легкого. Том распевал, почти не умолкая, но распевал что-то совсем уж непонятное, на странном, должно быть древнем, языке, в котором, казалось, только и есть, что изумленные и восхищенные возгласы открытия мира.

Ехать пришлось куда дольше, чем они думали. Если б даже вчера они не заснули у Камня, то все равно и к вечеру не добрались бы до цели. Темная полоса, которая видна была с кургана, оказалась не Трактом, а кустарником по краю глубокой рытвины — границы древнего королевства, сказал Том и нахмурился, вспоминая что-то, о чем не захотел рассказывать. По другому краю рытвины тянулась глухая и высокая каменная стена.

Том провел их низом, заросшей тропой сквозь пролом в стене, и они рысцой припустились по широкой равнине. Через час-другой им открылся с возвышения древний Тракт, пустынный, сколько хватал глаз.

— Приехали наконец! — сказал Фродо. — Моим коротким путем мы задержались дня на два, не больше. И может, не зря задержались — сбили их со следу.

Трое спутников поглядели на него. Им разом припомнились Черные Всадники и полузабытый страх. Они оглянулись на заходящее солнце и окинули взглядом Тракт: никого, пусто.

— А ты думаешь, — сказал Пин, — за нами и сейчас, нынче вечером, тоже погоня?

— Нет, — ответил вдруг за Фродо Том Бомбадил. — И завтра вряд ли будет: где-то закружилась. Впрочем, я не знаю точно — земли здесь чужие. Да и не желаю знать я этих черных татей!

Хоббиты очень хотели, чтоб он и дальше ехал с ними. Уж он бы и с Черными Всадниками разделался! Вот сейчас они окажутся совсем уж в чужих краях, о которых в Хоббитании и говорили-то недомолвками. Их так потянуло домой, так незачем было в темную, сумеречную даль! Очень им стало грустно, очень одиноко. Они стояли молча и не торопились прощаться, даже когда Том уже произнес напутствие:

— Вот вам мой совет последний: к вечеру сегодня доберитесь до селенья, что зовут Пригорьем. Есть трактир в Пригорье древний, им владеет Наркисс-человек пустой, да верный: татям не предаст вас. Дом его многооконный очень просто выискать по гарцующему пони на огромной вывеске. Заночуете в трактире, хорошенько выспитесь — и опять вперед наутро: путь у вас неблизкий… А теперь — смелее, зайцы! В путь, судьбе навстречу! Главное сейчас — добраться до Пригорья к вечеру.

Они попросили его проводить их до трактира и распить с ними прощальную чашу, но он со смехом отказался, промолвив:

Он повернул пони, вскинул шляпу — и навсегда исчез за насыпью.

— Очень это обидно, что мы теперь без господина Бомбадила, — сказал Сэм. — Вот кто знал, куда и чего. Сколько ни пройдем, а такого не встретим… ну правда чудной господин! А насчет «Пони», что он говорил, так хорошо, кабы это было вроде «Зеленого дракона». Кто там живет-то, в Пригорье?

— Есть и хоббиты, — сказал Мерри, — есть и Громадины. А в общем-то, вроде как дома. Брендизайки ездили туда, говорят — ничего.

— Может, и ничего, — заметил Фродо, — но Хоббитания кончилась. И вы уж, пожалуйста, не будьте «вроде как дома». А заодно помните, что я теперь вовсе не Торбинс. Спросят — так Накручинс.

Они ехали в сумраке, темнота густела позади и спереди, но скоро вдали замерцали огни. Крутой косогор заслонял мутное небо, а внизу раскинулось большое селение. Туда они и поспешили в надежде на жаркий огонь, стены с крышей и дверь — отгородиться от ночи.

Пригорье было главным селением здешних мест, еще три ютились неподалеку: за горой — Подстенок, в глубокой теснине к востоку — Гребешок и Арчет у опушки Четбора — словом, жилой островок среди пустынного края. На две-три мили от подошвы горы простирались пашни и отступал лес.

Жили здесь темно-русые, ширококостные, приземистые люди веселого и независимого нрава; никаких властей они не признавали, зато с хоббитами, гномами и эльфами ладили не в пример лучше, чем тогдашние (да и теперешние) Громадины. Согласно их собственным преданьям явились они сюда раньше всех прочих: они, мол, прямые потомки первых западных поселенцев незапамятных времен. Уйму народу сгубили древнейшие усобицы, однако же, когда цари и князья возвратились из-за Великого Моря, пригоряне жили себе да поживали, где и прежде, и живут-поживают там до сих пор, а былые цари и князья давным-давно уж стали небывальщиной.

Во времена нашей повести иных людей и не водилось на дальнем Западе, во всяком случае на добрую сотню лиг вокруг Хоббитании. Только в глухомани за Пригорьем скитались какие-то странные бродяги: пригоряне прозвали их Следопытами, а откуда они взялись, было неизвестно. Они были не по-здешнему рослые и смуглые, видели будто бы чуть не сквозь стену, слышали, как трава растет, и понимали звериный и птичий язык. Бродяжили они где-то на юге, ходили и на восток — до самых Мглистых гор; правда, становилось их все меньше и появлялись они все реже. А когда появлялись — приносили новости из дальних земель, рассказывали чудные стародавние сказания, и слушать-то их слушали охотно, однако недолюбливали.