Шрифт:
— Не хватит у нас припасов, — сказал Фродо. — Хоть и скудно мы ели последние два дня, хоть и сегодняшний ужин — не пирушка, а все-таки переели, тем более — две недели впереди, если не больше.
— Лес прокормит, — обнадежил его Бродяжник. — Ягоды, коренья, травы, а то и дичи добуду. Не зима, еда найдется. На пропитанье хватит: затяните потуже пояса и надейтесь на будущие трапезы Элронда!
За ложбиной ничего было не видно, только серый, клубящийся сумрак. А небо расчистилось, и в нем тихо зажигались звезды. Фродо и прочие хоббиты жались к костру и кутались во что попало; только Бродяжник сидел поодаль, запахнувшись в свой дырявый плащ, и задумчиво покуривал трубку.
Пала ночь, и ярко вспыхивал огонь костра; а Бродяжник стал рассказывать им сказки и были, чтобы уберечь от страха. Ему памятны были многие древние легенды и повести стародавних лет, эльфийские и людские, о добрых и злых делах и небывальщине. «Сколько же ему лет, — думали они, — откуда же он все это знает?»
— Расскажи нам про Гил-Гэлада, — попросил Мерри, когда окончилась повесть о древнеэльфийских царствах. — Вот «Песня о гибели Гил-Гэлада» — ты ведь ее знаешь?
— Да уж, конечно, знаю, — отвечал Бродяжник. — И Фродо тоже знает: его эта древняя история прямо касается.
Мерри и Пин поглядели на Фродо, а тот смотрел в костер.
— Нет, я очень немного знаю — только то, что Гэндальф рассказывал, — задумчиво проговорил он. — Знаю, что Гил-Гэлад — последний из могучих эльфийских царей Средиземья. «Гил-Гэлад» по-эльфийски значит «звездный свет». Вместе с воинством друга эльфов Элендила он выступил в грозный поход и вторгнулся в край…
— Ладно! — прервал его Бродяжник. — Об этом, пожалуй, не стоит рассказывать, когда прислужники Врага рыщут неподалеку. Доберемся до чертогов Элронда — там и услышите всю повесть до конца.
— Ну, расскажи хоть что-нибудь про тогдашнее, — взмолился Сэм, — про эльфов расскажи, какие они тогда были. Про эльфов-то сейчас очень бы не худо послушать, а то уж больно темень поджимает.
— Расскажу вам про Тинувиэль, — согласился Бродяжник. — Коротко расскажу, потому что сказание очень длинное, а конец его забыт и никому теперь, кроме Элронда, неведомо даже, был ли у него конец. Красивая повесть, хотя и печальная, как все древние сказанья Средиземья; и все же на душе у вас, пожалуй, станет светлее.
Он задумался, припоминая, а потом не заговорил, а тихонько запел:
Над росной свежестью полей, В прохладе вешней луговой, Болиголов, высок и прян, Цветением хмельным струится, А Лучиэнь в тиши ночной, Светла как утренний туман, Под звуки лютни золотой В чудесном танце серебрится. И вот однажды с Мглистых гор В белесых шапках ледников Усталый путник бросил взор На лес, светившийся искристо Под сонной сенью облаков, И сквозь прозрачный их узор Над пенным кружевом ручьев Ему привиделась зарница В волшебном облике земном. Тот путник Берен был; ему Почудилось, что в золотом Лесу ночном должна открыться Тропинка к счастью; в полутьму, За чуть мерцающим лучом, Светло пронзавшим кутерьму Теней, где явь и сон дробится, Он устремился, будто вдруг Забыв о грузе тяжких лиг Далекого пути на юг, Но Лучиэнь легко, как птица, Как луч, исчезла в тот же миг, А перед ним — лишь темный луг, Болиголов, да лунный лик, Да леса зыбкая граница… С тех пор весеннею порой, Когда цветет болиголов — Могучий, пряный и хмельной, — Он часто видел, как рябится Туман над чашами цветов В прозрачном танце, но зимой Не находил ее следов — Лишь туч тяжелых вереницы Тянулись за Ворожеей. Но вскоре песня Лучиэнь Затрепетала над землей И пробудила, словно птица, Весенний животворный день, И по утрам, перед зарей, Стирающей ночную тень, Поляны стали золотиться Под светоносною листвой. И он вскричал: — Тинувиэль! — Хотя нигде ее самой Не видел в тишине росистой, — И звонким эхом: — Соловей! — Откликнулся весь край немой, Озвучив тишину полей Чудесным именем эльфийским. И замерла Тинувиэль, Прервав свой танец и напев, Звеневший, словно птичья трель Иль по весне ручей речистый: Ведь имена бессмертных дев, Как и названья их земель Заморских, как немой распев Потусторонних волн пречистых, Несущих смертных в мир иной, — Все это тайны, и она Решила, что самой судьбой, Весенним эхом серебристым В дар Берену принесена, Что, даже жертвуя собой — Ей смерть со смертным суждена, — Посмертно счастье воскресит с ним.Бродяжник вздохнул и немного помолчал.
— На самом-то деле, — заметил он, — это вовсе не рассказ, а песнь: такие песенные сказания у эльфов называются «энн-сэннат». На нашем языке они не звучат — вы слышали дальнее, неверное эхо. А рассказывается о том, как Берен, сын Бараира, встретил Лучиэнь Тинувиэль. Берен был смертный, а Лучиэнь — дочь Тингола, который царствовал над эльфами в самые древние, самые юные века Средиземья; и прекрасней ее не бывало даже в тогдашнем юном мире. Ее прелесть была отрадней звезд над туманами Северного Края; и нежным сиянием лучилось ее лицо. В те дни Всеобщий Враг, кому и сам Саурон был лишь прислужником, царил на севере, в Ангбэнде, но эльфы Запада вернулись в Средиземье, чтоб войной отнять у него украденные волшебные алмазы Сильмариллы, и предки людей были заодно с эльфами. Однако враг одолел, и пал в битве Бараир, а Берен чудом спасся и, не убоявшись смертоносных ужасов, прошел сквозь горы к тайному царству Тингола в Нелдоретском лесу. Там он увидел и услышал Лучиэнь: она танцевала и пела на поляне возле чародейной реки Эсгальдуин; и назвал он ее Тинувиэль, что значит на былом языке «соловей». Много невзгод постигло их затем; надолго они расстались. Тинувиэль вызволила его из холодных застенков Саурона, и вместе они радостно встретили страшные испытания, а пройдя их, низвергли с трона самого Врага и сорвали с него железный венец с тремя Сильмариллами, ярчайшими из всех алмазов, и один из них стал свадебным выкупом Лучиэни, поднесенным ее отцу Тинголу. Однако же случилось так, что Берен не устоял перед Волколаком, ринувшимся на него из ворот Ангбэнда, и умер на руках у Тинувиэли. Но она избрала смертную участь, чтобы последовать за ним по ту сторону смерти; и если верить песенным сказаниям, то они встретились там, за Нездешними Морями, и, взявшись за руки, побрели по тамошним луговинам. Так вот и случилось, что одна-единственная из всех эльфов Лучиэнь Тинувиэль умерла и покинула здешний мир, и вечноживущие утратили самую свою любимую. Но это она сочетала людей с древними владыками эльфов. И живы еще потомки Лучиэни, и предречено в сказаниях, что не сгинут они понапрасну. Того же рода и Элронд из Раздела. Ибо от Берена и Лучиэни родился Диор, наследник Тингола, а его дочерью была Светлая Эдвин, которую взял в жены Эарендил, тот самый, что снарядил корабль в Нездешние Моря и выплыл из туманов нашего мира, блистая Сильмариллом в венце. А от Эарендила пошли князья Нуменора, нашего Западного Края.