Шрифт:
И вот до смерти запорол еще одного русского. Потирая руки от удовольствия, проговорил: «Еще одному Ивану свечку достану».
Курносый сжал кулаки:
— Этому гаду я устрою штучку…
Что ж, Курносый, должно, для видимости прислуживает немцам, хитрит.
Выбрав подходящий момент, Михаил намекнул ему:
— На лодке, конечно, заманчиво… Романтика… Белеет парус одинокий…
Володька и глазом не повел. Спросил, будто не поняв:
— Ты про что?
— Про катера…
— Ну и что?
— По Волге плавал на них.
— Ну и плавай на здоровье. Хоть на яхте.
— Я хочу сказать, что для морских путешествий катер надежнее лодки.
Володька хотел отвернуться, но услышав про морские путешествия, задержал пристальный взгляд на незнакомце.
— Задумка-то у нас одна, — примирительно сказал Михаил. — Только лодка — дело неподходящее.
Курносый сердито отрезал:
— Гусь свинье не товарищ.
— Так-то оно так. Только учти, у гуся есть крылья.
— У курицы тоже. Только она выше нашеста не летает. Больше кудахчет, — Курносый отвернулся.
На том и расстались.
А еще «подлил масла в огонь» Коля Урбанович:
— На меня стали коситься. Говорят, проболтался неизвестно кому. Если попробуете донести — сразу пристукнут. Корж, он такой.
— Это который низенький, щуплый?
— Пусть и маленький, а огромного полицая зарезал.
— Спасибо, Коля. Тебя в обиду не дам..
Девятаев замечал, что Корж при встрече теперь зло, с открытой ненавистью сверлил его жгучими глазами. Надо было вызвать Ивана на разговор.
Позднее Девятаев расскажет об этом так:
«Как-то я пошел прогуляться после ужина. Между деревьями неожиданно увидел Коржа. Я обрадовался случаю поговорить с этим человеком. Иван не проявил никаких признаков доброжелательности, но мы пошли рядом.
— Давай, Иван, поговорим откровенно, — сказал я, заметив, что Корж намерен молчать.
— Ты о чем? — буркнул он и оглянулся.
Я тоже проследил за его взглядом. За деревьями прятались какие-то фигуры. Они следили за нами, но не приближались.
— На засаду вышел, доносчик! Вот тебе мое «откровенно»! — Корж проворно обернулся ко мне и занес над моей головой тесак.
Когда-то я был боксером, и в моих мускулах еще задержалась какая-то сила. Перехватив руку Коржа, я сдавил ее так, что его пальцы расслабли, нож выскользнул. Теперь я держал над его головой его же оружие и мог в одно мгновение прикончить наглеца. Оглядевшись вокруг, я не заметил никого, готового напасть на меня. Куда же они девались? Неужели вид ножа в моих руках лишил их мужества?
Я был один на один с Коржем. Моя сила, в которой он уже убедился, и оружие были веским доказательством моего превосходства.
— Что же это ты на своих нападаешь? — спросил я.
Корж молчал.
— Я просил тебя быть откровенным со мной, потому что нам надо потолковать. Я все знаю о вашем плане и хочу знать твоих товарищей, — я опустил нож и заложил руки за спину.
Корж смотрел на меня, как на злейшего врага. Он готов был принять любую беду, но говорить о товарищах не решался. Я должен был пробиться в его душу сквозь прочное недоверие.
— Возьми свой нож, — подал ему самодельный тесак. — Не советую носиться с такой игрушкой. У тебя же есть друзья, ты лучше на них положись, чем на нож. У меня тоже есть ребята, я не один. Свистну — и прибегут сюда. Но я хочу дружить с вами. Я не враг вам. У меня имеется свой план, лучше вашего. Выходи завтра на работу с нашей командой на аэродром, обо всем тебе расскажу».
Расстроенный, возбужденный, Михаил пришел в сапожную. У Зарудного сидели Лупов, Саша-музыкант. Забросали вопросами: что случилось? Рассказал: искал друзей, а напоролся на неприятности. Какой-то Корж взъерепенился.
— Ты на него напраслину не возводи, — предупредил Зарудный. — Он человек серьезный. А Димке скажи, чтобы зашел за долбанками. Я ему приготовил не хуже твоих.
Утром Корж был в одной бригаде с Девятаевым. И даже поздоровался, как с хорошим знакомым.
Но на сей раз группу повели не на аэродром, а к причалу выгружать из баркасов брикет. В бухте, которая не замерзала и зимой, на волне покачивались катера.
— Такую бы штукенцию нам, — подзадорил Девятаев Коржа, кивнув на катер. — Вот бы помчались…
— А кому его заводить, вести?
— Я в Казани речное училище закончил.
— А я волгарь. Могу на веслах при любой волне.
Михаил и Иван, вышагивая по зыбкому трапу, прогибаясь под корзинами с брикетом, старались держаться рядом, чтобы можно было переброситься словечком-другим. У них налаживался контакт.
Недалеко от бухты была взлетная полоса аэродрома. Посмотрев туда, Корж заметил:
— Сейчас в щели загонят. Опять штанга, поди, рядом грохнется.
— Что за штанга? — не понял Девятаев.
— От шайтан-самолета. Вон его тянут.
Девятаев увидел, как из ангара выкатили самолет, совершенно незнакомый ему, летчику. На высоких «ногах», без воздушных винтов. И тут же раздалась команда старшего над пленными: «Всем в укрытие!»
С аэродрома долетел какой-то незнакомый, пронизывающий посвист, дребезжащий шум. В небо стремительно вонзился непонятный самолет, от него оторвалось что-то похожее на штангу и, взметнув брызги, грохнулось в море недалеко от берега. Самолет невиданной скорости сделал над островом два круга и пошел на посадку.
Это было настолько диковинным, что охранники позабыли о своих служебных функциях, не заметили, как пленники вместе с ними приподнялись на брустверы окопов-щелей.
Все глазели на небо.
«Это же реактивный!» — хотелось выпалить вслух Михаилу. Но сдержался, чтобы не выдать себя.
На обед, получив в котелки ржавую баланду, Девятаев и Корж пристроились рядышком, чуть в сторонке от остальных.
— Слушай, Иван, махнуть по морю, конечно, заманчиво. Ты считаешь, что это единственный выход?