Ничто не ново под Луной, но сколь же скуден наш индивидуальный опыт и как азартны многие – на стороне победителя и проигравшего – в играх с «заменой переменной»!

Изобретение дефолта в близком к современному понимании датируется IV веком до нашей эры, когда 10 городов Аттической морской ассоциации объявили дефолт по займу Фонда храма о. Делос. С тех пор дефолт как неисполнение обязательств заемщиком от экономической истории неотделим. Аббат Терье, он же – министр финансов Франции в эпоху Людовика XV, считал, что государство должно объявлять дефолт хотя бы раз в сто лет. Впоследствии умелое управление дефолтами сыграло исключительную роль в экономической политике США вплоть до новейшего времени, хотя на постсоветском пространстве дефолт как ключевой компонент концепции финансовых рисков появился совсем недавно.

Строго говоря, финансовые рынки, окутывая, как Джоконду сфуматто, и пронизывая, как радиация, рынки товарные, имеют потенциал автономной экспансии. Он ограничен поначалу лишь доверием и симпатиями рыночных агентов другу к другу по принципу Ги де Мопассана, заметившим как-то по другому, но весьма похожему на наш случай, поводу: «женщина всегда занимает положение, соответствующее той прекрасной иллюзии, которую она умеет создать». За исключением профессионалов, широкие слои инвесторов редко принимают в расчет фундаментальные риски, например, структурные или циклические. По крайней мере до того момента, когда они станут очевидными и донельзя неприятными, как облачающийся в тогу форс-мажора дефолт по обязательствам кредитных или строительных организаций.

Опыт дефолтов и всевозможных кризисов – ликвидности, недвижимости, платежеспособности – привел в развитых рыночных экономиках к формированию надлежащих регуляторов рынка, призванных предупредить, парировать или компенсировать риски ошибочных решений или недобросовестного делового поведения. Среди этих регуляторов – институты госрегулирования, система независимых рейтингов организаций и финансовых инструментов, страхование, обязательные и добровольные стандарты, система сертификации и аттестации, и др.. Существенную роль играет компетентность всех контрагентов рыночной игры и механизмы ее гарантирования.

Разве не подозревали, хотя бы в глубине интуиций, жертвы банковских, потребительских, риэлтерских и прочих пирамид, что у баснословного обогащения короток век? Или о том, что обязательства сторон в любом контракте следует не только в явном виде сформулировать, но и позаботиться о гарантиях их последующего исполнения? Разве банки, увлекшись внешним заимствованием доступных, но коротких ресурсов, не слышали о «веревочке», которая «все равно совьется в плеть»?!

Все в этом мире нам дается не напрасно. И опыт не зря назван «сыном ошибок трудных», а к ошибкам у нас отношение терпимое – на них учатся…

Есть в национальном богатстве России особый вид стратегических активов – пословицы, притчи, поговорки, прибаутки… В них – фантастический сгусток многотысячелетнего опыта поколений наших предшественников и отчасти современников. Сотни тысяч, если не миллионы единиц хранения в памяти нации! В активном словаре большинства из нас, однако, в лучшем случае десятки, а многим хватает трех-четырех речевых оборотов, чтобы уверенно ориентироваться в жизненных ситуациях. В конце концов, даже А.С. Пушкин имел активный словарь чуть более 21 тыс. слов. Очевидно также, что есть хиты в этом языковом боезапасе, авторство которых переходит к народу. Они довольно ясно указывают на глубоко укорененные традиции нации. Одна из жемчужин нашего золотого фонда, которую инкрустировали в свои шедевры многие поэты – «жизнь прожить – не поле перейти».

В этой формуле – квинтэссенция рисков жизни. Получая к моменту «ранней взрослости», охватывающему возраст 20-40 лет, свободу выбора, никто не снабжен компетенциями безупречного образа жизни, лишь наставлениями родителей, каким-то образованием, оглядкой на личные авторитеты да императивом «береги честь смолоду». Как наука – кладбище гипотез, как организм – кладбище здоровья, так и образ жизни – бездонное хранилище рисков репутаций. И когда в бизнес-среде начинают заговаривать о культуре, то это высвечивает главную проблему – наличие и развитость репутационного капитала, ключевого компонента нематериальных активов.

Феномен репутации многоаспектен и является сложнейшей динамической системой, лишь частично поддающейся управлению. Начать хотя бы с вопроса: кто является источником эталона для оценки? Было время, когда окончательные вердикты выносили суды, парткомы, госведомства, исходившие из своих предпочтений. Всегда была, разумеется, и народная молва (общественное мнение – «пружина чести, наш кумир»), корректировавшая избыточно высокие или несправедливо заниженные суждения о том, кто есть кто. Тема – неизбывная, народный подход к разрешению коллизии выражен четко – «пусть лучше люди спрашивают, почему мне памятник не поставили, чем – зачем его поставили», «цель творчества – самоотдача, а не шумиха, не успех…» и т.д.

Второй уровень репутации – критерии оценки, качество самого эталона. Сегодня на это место очевидно претендуют международные стандарты всех категорий – экологии, образования, безопасности, социальной ответственности, качества управления и др. С учетом вот-вот ожидающегося присоединения России к ВТО глобальные стандарты, несомненно, укрепляют рыночные институты, защищают права потребителей и поставщиков продукции и ресурсов, стимулируют рост конкурентоспособности. Возможность индивидуализации практики внедрения и применения стандартов, а также создания моделей совершенства, превосходящих общие требования, – хорошая основа для наращивания репутационного капитала в соответствии с особенностями каждого рыночного субъекта. Без этого менеджеры компаний будут рукоплескать Алле Пугачевой, улавливая свою сопричастность к судьбе ее героини, осознававшей, какая она «такая-растакая, но – мадам Брошкина»…