Когда я пришла в себя, рядом находился доктор Клифтон. Он положил руку на мое плечо.

— Я знаю, — сказал он. — Я знаю.

Конечно же, он не знал. Он не мог этого знать. Но на меня его слова подействовали утешительно. Я поняла, что он имел в виду. У всех нас есть свои печали и горести, и, хотя их тяжесть, очертания и масштабы различны в каждом отдельном случае, цвет печали одинаков для всех. «Я знаю», — сказал он и в общем смысле был прав, просто потому, что он, как и я, был человеком.

Он отвел меня в дом, в тепло.

— О боже! — сказала, увидев меня, Джудит. — Принести горячее какао?

— И добавьте в него чуть-чуть бренди, — сказал доктор. — Это не помешает.

Морис помог мне сесть и подбросил в огонь несколько поленьев.

Я маленькими глотками пила какао. На сей раз оно было с молоком, которое — как и доктора Клифтона — доставил сюда на тракторе один из окрестных фермеров.

Джудит накинула мне на плечи шаль, после чего села к столу и занялась чисткой картошки. Она, Морис и доктор периодически отпускали замечания — о меню сегодняшнего ужина, о снегопаде, о шансах на скорое восстановление связи — и этими обыденными фразами положили начало трудному процессу нашего возвращения в ту колею, из которой нас жестко выбила смерть.

Понемногу их реплики становились все оживленнее, звучали все чаще и все более напоминали нормальную беседу.

Я слушала их голоса и через некоторое время сама включилась в разговор.

Я вернулась домой.

То есть в наш магазин.

— Мисс Винтер умерла, — сказала я отцу.

— А ты? Как ты? — спросил он.

— Я жива.

Он улыбнулся.

— Расскажи мне о маме, — попросила я. — Почему она такая, какая есть?

И он рассказал:

— У нее были очень тяжелые роды. Она даже не смогла увидеть тебя сразу после твоего рождения. И никогда не видела твоей сестры. Она едва не умерла. А к тому времени, когда она пошла на поправку, тебя уже прооперировали, а твоя сестра…

— Моя сестра умерла.

— Да. И было неизвестно, выживешь ли ты. Я метался между ее постелью и твоей в страхе, что потеряю уже всех троих. Я молился всем богам, о каких когда-либо слышал, чтобы они спасли вас. И мои молитвы были услышаны. Отчасти. Ты выжила. Но твоя мама так и не вернулась к жизни полностью.

Была еще одна вещь, которую я давно хотела спросить.

— Почему ты никогда не рассказывал, что у меня была сестра-близнец?

Он страдальчески скривил лицо, проглотил комок в горле и сказал хрипло:

— История твоего рождения — это очень грустная история. Такой тяжкий груз не под силу нести ребенку. И я нес бы его за тебя, Маргарет, если бы только мог. Я сделал бы все, чтобы избавить тебя от этой ноши.

Мы сидели молча. Я подумала обо всех других, еще не заданных мною вопросах, но теперь задавать их уже не было необходимости.

Я потянулась к отцовской руке в тот же самый момент, когда он потянулся к моей.

За три дня я побывала на трех похоронах.

Мисс Винтер хоронили с размахом. Вся нация оплакивала свою любимую рассказчицу, и тысячи читателей пришли проводить ее в последний путь. Я не стала ждать конца церемонии, поскольку мое прощание с умершей состоялось еще до этого.

Вторые похороны были несравненно скромнее. Только четверо — Джудит, Морис, доктор и я — присутствовали при погребении женщины, в ходе заупокойной службы именовавшейся Эммелиной. Сразу после отпевания мы расстались, коротко попрощавшись.

На третьих похоронах я была единственной провожающей. В крематории Банбери елейный пастор свершил обряд передачи «во длани Господа» кучки костей — останков неустановленной личности. Помимо Господних, праху предстояло побывать и в моих руках, поскольку я после кремации забрала урну «от имени и по поручению семейства Анджелфилдов».

В Анджелфилде появились первые подснежники. Их ростки, зеленые и свежие, пробивались сквозь мерзлую корку земли и выглядывали из-под снега.

Я стояла у входа на кладбище, когда сзади послышались шаги. Это был Аврелиус. На его плечах лежали снежинки; в руках у него был букет цветов.

— Аврелиус! Как же вы изменились! — сказала я.

— Меня доконала эта погоня за призраками.

Он осунулся и как-то весь поблек. Глаза его выцвели и своей бледной голубизной были под стать январскому небу. Заглянув в такие прозрачные глаза, вы сможете легко читать в сердце их обладателя.

— Всю свою жизнь я мечтал обрести семью. Я хотел узнать, кто я такой. Еще совсем недавно я надеялся, я думал, что у меня есть шанс. Но, похоже, я снова ошибся.