Секунданты обменялись формальными приветствиями, коротко и отрывисто поклонившись, затем отошли дальше по поляне. Анатоль чувствовал на себе холодный взгляд Константа, пронзительный, прямой, как стрела, летящая над промерзшей поляной. Еще он заметил, что противник выглядит нездоровым.

Они двинулись к центру поляны, почти к тому месту, где накануне Паскаль устраивал импровизированный тир, и шагами отмерили место, с какого каждый должен был целиться. Паскаль и слуга Константа вбили в землю две трости, точно обозначив барьер.

— Как вы держитесь? — прошептал Габиньо. — Я мог бы дать вам…

— Не надо, — быстро ответил Анатоль. — Ничего не надо.

Денарно вернулся.

— Сожалею, но жеребьевка не в нашу пользу. — Он хлопнул Анатоля по плечу. — Уверяю вас, это ничего не значит. Все решает прицел, а не ствол.

Анатоль чувствовал себя как во сне. Все кругом казалось нечетким, словно происходило не с ним. Он знал, что должен бы встревожиться из-за того, что придется стрелять из пистолета противника, но ему было все равно.

Две группы медленно сходились.

Денарно снял с Анатоля плащ. Секундант Константа оказал ему ту же услугу. Анатоль смотрел, как Денарно старательно ощупывает карманы сюртука Константа, затем жилетные карманы, удостоверяясь, что тот не прячет ни другого оружия, ни книги или бумаг, которые могли бы послужить щитом.

— Все в порядке, — кивнул Денарно.

Анатоль поднял руки, позволяя слуге Денарно ощупать его одежду в поисках скрытых преимуществ. Он почувствовал, как из кармана у него вытащили и отстегнули с цепочки часы.

— Новые часики, мсье? С монограммой! Симпатичная вещица.

Он узнал хриплый голос. Этот самый человек украл у него отцовские часы при нападении в Париже. Он сжал кулак, сдерживая желание ударить грабителя.

— Оставьте, — злобно пробормотал он.

Слуга оглянулся на хозяина, пожал плечами и отошел.

Анатоль почувствовал руку Денарно, за локоть отводившего его к одной из стоящих тростей.

— Верньер, вот ваше место.

«Я не могу промахнуться».

Ему подали пистолет. Оружие легло в руку холодной тяжестью. Пистолет был куда изящнее, чем принадлежавший его дяде. Длинный полированный ствол, золотая монограмма Константа на рукоятке.

Анатолю казалось, будто он смотрит на себя с большой высоты. Он видел человека, очень похожего на него, с такими же черными волосами, с такими же усиками, с бледным лицом и покрасневшим от холода кончиком носа.

В нескольких шагах от него он видел человека, очень похожего на того, кто преследовал его от Парижа до Миди.

— Вы готовы, господа?

Анатоль кивнул. Констант кивнул.

— У каждого по одному выстрелу.

Анатоль поднял оружие. Констант сделал то же самое. Анатоль не ощущал ничего: ни запахов, ни окружающего мира, ни звуков. И в нем самом не осталось никаких чувств. Он не сознавал, что действует, но мышцы его руки сократились, и палец согнулся, нажимая курок, и раздался щелчок затвора. Он увидел вспышку пороха на полке, и в воздухе расцвел клуб дыма. Два выстрела прогремели на поляне. Птицы взметнулись с деревьев, колотя воздух крыльями, спеша подальше отсюда.

У Анатоля в легких не осталось воздуха. Ноги его подкосились. Он падал, падал на колени, на твердую землю, думая об Изольде и Леони, потом в груди потеплело, словно он опустился в теплую ванну, и все тело стало согреваться.

— Он ранен?

Голос Габиньо? А может, и нет.

Темные фигуры столпились вокруг него — он уже не узнавал в них Габиньо и Денарно, а видел только лес ног в черных и серых брюках, руки в теплых меховых перчатках, тяжелые сапоги. Потом он услышал. Дикий крик, выкликающий его имя в мучительном отчаянии, разорвал ледяной воздух.

Анатоль боком опрокинулся наземь. Ему почудилось, что он слышит голос Изольды. И почти в тот же миг он осознал, что ее голос слышат и другие. Толпа вокруг него раздалась, и в просвет он увидел, как она бежит к нему из-за деревьев и Леони не отстает от нее.

— Нет! Анатоль, нет! — выкрикивала Изольда.

На миг что-то на самом краю зрения зацепило его взгляд. В глазах у него темнело. Он хотел сесть, но острая боль в боку, как удар ножа, заставила его задохнуться. Он протянул руку, но силы иссякли, и он почувствовал, что снова валится навзничь.