Он рассмеялся:

— Заметно, что ты не читаешь романов.

— Хотя, если на минуту принять роль адвоката дьявола, — продолжала она, рассуждая вслух, — можно привести довод, что он не доверял церкви, боясь, что она уничтожит документ.

Хол кивнул.

— Это наиболее популярная теория. Папа сказал как-то, что если приходской священник в захолустном углу Франции действительно наткнулся на какую-то поразительную тайну — такую как свидетельство о браке, доказывающее происхождение некого рода от первого века нашей эры, — для церкви было бы проще избавиться от него, чем откупаться, тратя деньги и усилия.

— Точно замечено.

Хол помолчал.

— Хотя он придерживался совершенно иной теории.

Мередит подняла к нему лицо, расслышав, как дрогнул его голос.

— Какой?

— Что вся сага о Ренн-ле-Шато — просто прикрытие, попытка отвлечь внимание от событий, происходивших в то время в Ренн-ле-Бен.

У Мередит что-то дрогнуло внутри.

— Что за события?

— Известно, что Соньер был другом семьи, которой принадлежал Домейн-де-ла-Кад. Тогда в округе началась эпидемия необъяснимых смертей — завелся волк или, более вероятно, рысь, — но ходили слухи, что в округе свирепствует некий дьявол.

«Следы когтей…»

— Хотя причина пожара, уничтожившего большую часть дома в 1897 году, так и не была точно установлена, имеются существенные доказательства поджога. Может, они решили избавить землю от дьявола, который, по их мнению, обитал в Домейн-де-ла-Кад. И еще с Домейн связывалась какая-то история с колодой карт Таро. Предполагалось, что и в ней замешан Соньер.

«Таро Боске…»

— Я только знаю, что мой отец с дядей из-за этого не поладили, — сказал Хол.

Мередит сделала над собой усилие, чтобы голос прозвучал ровно.

— Не поладили?

— В конце апреля, как раз перед тем, как папа решил насовсем перебраться сюда. Я тогда жил с ним в лондонской квартире, вошел в комнату и застал конец разговора. Точное, спора. Я мало успел услышать — только, что интерьер церкви Соньера копирует более древнюю часовню.

— Ты не спросил отца, о чем речь?

— Он не хотел об этом говорить. Сказал только, что на территории Домейн-де-ла-Кад стоял визиготский мавзолей, надгробная часовня, уничтоженная тогда же, когда загорелся дом. От нее остались только древние камни, руины.

Секунду Мередит боролась с искушением довериться Холу, рассказать ему все о гадании на картах Таро в Париже, о кошмаре прошлой ночи, о картах, лежащих сейчас на дне ее шкафчика. О настоящей причине, которая привела ее в Ренн-ле-Бен. Но что-то удержало ее. Она нахмурилась, снова вспомнив о четырехнедельном перерыве между аварией и похоронами.

— Что именно случилось с твоим отцом, Хол? — спросила она и сразу замолчала, испугавшись, что зашла слишком далеко, слишком поторопилась. — Извини, не мое дело…

Хол чертил по земле носком ботинка.

— Нет, это ничего. Его машина сошла с дороги на повороте. Он ехал в Ренн-ле-Бен. Рухнула в реку. — Он говорил монотонно, словно сознательно изгоняя из голоса все эмоции. — Полиция не могла этого понять. Ночь была ясная. Ни дождя, ничего такого. И хуже всего…

Он замолк.

— Не надо рассказывать, если тяжело, — мягко сказала она, коснувшись рукой его плеча.

— Это случилось задолго до рассвета, так что машину нашли только через несколько часов. Он пытался выбраться, так что дверца была приоткрыта. Но какое-то животное добралось до него раньше. Его тело и лицо были жестоко изодраны.

— Прости…

Мередит вновь оглянулась на статую на тропинке, приказав себе не связывать несчастный случай в 2007 году с древними суевериями здешних мест. Но игнорировать связь было непросто.

«Все системы предсказания, как и сама музыка, основаны на сочетаниях…»

— Дело вот в чем: я бы принял все как есть, будь это несчастный случай. Но они говорят, что он был пьян, Мередит. А вот этого, я точно знаю, быть не могло. — Он опустил голову. — Никогда. Знай я наверняка, что произошло, так или иначе, все было бы нормально. Не нормально, конечно, но я бы справился. Это из-за неизвестности. Почему он вообще оказался там, на том участке дороги, в такое время? Я просто хочу знать.

Мередит думала о залитом слезами лице своей родной матери и о крови у нее под ногтями. И о старом снимке, и о листке с нотами, и о пустоте внутри, загнавшей ее в этот уголок Франции.

— Я не могу вынести неизвестности, — повторил он. — Понимаешь?

Она обняла его и притянула к себе. Он не противился и тоже прижал ее к себе. Мередит как раз уместилась между его широкими плечами. Она вдохнула запах его лосьона, мягкая шерсть свитера защекотала ей нос. Она чувствовала его тепло, его ярость и — его отчаяние.