Шрифт:
Штернберг медленно повернулся к лагерфюреру.
Главный надзиратель посерел.
— Позвольте, штурмбанфюрер, это самая обычная процедура, — пробормотал он. — Укольчик фенольчику для недееспособных, у нас это повсеместно практикуется…
— Да? Прекрасно, — осклабился Штернберг. Белоснежные его зубы прямо-таки сочились прозрачным ядом. — Предлагаю вам, партайгеноссе, прогуляться сейчас к медблоку, мнится мне, вам тоже не повредитхорошая порция фенольчику, потому что мыслительный аппарат у вас, по всему видать, давно уже недееспособен… Вам приказано было не трогать людей из этого барака?! — внезапно заорал он на лагерфюрера.
— Так точно, — ответил тот, страдальчески заламывая брови и про себя истово молясь, чтобы второй визит проклятущего чиновника уж точно оказался последним.
— Тогда почему я не вижу тут аж шестерых человек, каждый волос которых для рейха ценнее, чем ваши гнилые потроха и вся ваша подчинённая пьянь, вместе взятая?
— Не могу знать, таков распорядок, — ныл лагерфюрер.
— Как зовут врача, ответственного за ликвидацию недостающих?
— Доктор Хуберт…
— Восточный фронт, штрафбат, — вынес приговор Штернберг. — Я лично об этом позабочусь. А вы — бегом марш за комендантом, и поживее, если не желаете составить вашему эскулапу компанию.
Зурен явился, готовый ко всему, в том числе к необходимости выделить крупную взятку из своих личных, любовно наворованных запасов, состоявших из драгоценностей и золотых коронок заключённых.
Штернберг обошёл его по кругу отвратительно-неспешной расхлябанной походкой, остановился напротив, склонив лохматую голову в криво надетой фуражке, и его ломаный взгляд исподлобья не сулил коменданту никакой радости в обозримом будущем.
— Дружище, ваши работники хлыста крупно отличились. Но, увы, далеко не в лучшую сторону. Они, только представьте, успели уморить шестерых из моего списка — списка, утверждённого лично рейхсфюрером… — с нежнейшей угрозой произнёс Штернберг, покачивая листком с фамилиями перед носом виновато моргавшего Зурена. — Вам придётся серьёзно подумать над тем, как возместить мне этот колоссальный ущерб.
— Я готов заплатить, — с готовностью улыбнулся Зурен. — Назовите вашу цену.
— Только давайте не будем о деньгах. Если я назову ту сумму, что отчислит мне государство за каждого выращенного из этих полосатиков специалиста… а ведь я вашей милостью потерял шестерых на редкость перспективных кандидатов… Не хочется вас огорчать. Я не ставлю перед собой задачу разорить вас до нитки.
Комендант с усилием сглотнул.
— Не шестерых, штурмбанфюрер. Пятерых. Та девчонка, за которой требуется особый надзор, — она находится в отдельной камере, её не выводят на переклички. В соответствии с вашим указанием все контакты персонала с ней сведены к минимуму.
— Ладно, допустим. Пятеро — это всё равно очень много. Рейхсфюрер будет весьма огорчён. Он курирует мой проект и крайне заинтересован в максимальных результатах…
Ясный и доброжелательный взгляд честнейших глаз Зурена омрачился тенью тяжкого беспокойства.
— Это ведь всего лишь заключённые… — вкрадчиво начал он.
— Ценное сырьё, — резко оборвал его Штернберг.
— У меня их тут тысячи. Вы можете набрать других, кого угодно и сколько угодно. Я всё улажу.
— Сколько угодно?.. — задумчиво переспросил Штернберг.
— Да, именно так, — радостно-поспешно подхватил Зурен.
Штернберг тщательно изобразил на лице брюзгливую гримасу пренебрежения напополам с сомнением.
— Едва ли даже пять десятков заменят тех пятерых…
— Комендант смотрел на него с надеждой.
— Разве что…
Зурен, весь внимание, просительно захлопал белёсыми ресницами.
— Набрать, что ли, у вас в придачу обслугу для моей школы… да побольше материала для экспериментов…
— О да, разумеется! — расцвёл комендант. — Столько, сколько пожелаете. Я окажу всяческое содействие.
— Штернберг в притворном раздумье потёр подбородок.
— Но прежде я должен заглянуть в вашу канцелярию. Мне нравится, когда на обслуживающий персонал приятно поглядеть, а там у вас на карточках я видел весьма симпатичные мордашки.
— О, конечно, — понимающе улыбнулся Зурен. — Картотека полностью в вашем распоряжении.
— Что ж… Тогда по рукам.