Шрифт:
Ряд металлических решеток все еще был на месте.
По крайней мере, он не выдал себя.
От неработающего обогревателя тянуло холодом.
Вернон снова сердито зыркнул на один из них и пнул его черным сапогом. Надо поскорее пойти домой, уже несколько часов, как его смена кончилась.
Вот только пройдет по тому коридору мимо восьмой камеры.
— А ты их всех помнишь, Вернон?
— Кого это «всех»?
— Ну, тех, кто сидел здесь. В твоем отделении.
— Да. Их я помню.
Он, как обычно, остановился перед решеткой, посмотрел на пустую койку.
Но не улыбнулся, на этот раз — нет.
А ночка, поди, выдастся долгой.
Эверт Гренс понял это примерно на середине идиотского рапорта американского полицейского ассистента. Такое чувство появлялось у него несколько раз за год, когда занудные рутинные расследования превращались в нечто иное. Последний раз такое произошло прошлым летом, когда проститутка из Литвы взяла заложника и попыталась взорвать морг, и позапрошлым, когда один папаша взял исполнение закона в свои руки и застрелил убийцу дочери.
И вот теперь снова — то же чувство.
Поскольку в прошлом Шварца обнаруживалось немало странного, поначалу не замеченного комиссаром.
Теперь Гренс не сомневался, что нанесение тяжких телесных повреждений было непреднамеренным, но, чтобы прийти к этому выводу, пришлось немало потрудиться, поломать голову и несколько раз от души выругаться.
Женщина умерла до прибытия в окружную больницу. Ее попытались оживить, но безрезультатно. Смерть констатирована в 17.35.
Клёвье трижды за вечер, примерно раз в полчаса, объявлялся с новым донесением, полученным по факсу.
В теле Элизабет Финниган обнаружено 3 пулевых отверстия. Два — с левой стороны груди в области сердца. Одно — примерно на один дюйм ниже адамова яблока, посередине шеи.
Гренс служил давно, так что понял и почувствовал, как постепенно приходит в боевую готовность.
В разговоре с комиссаром уголовной полиции Харрисоном было решено, что женщина останется в морге больницы Пайка, откуда ее перевезут в клинику судебной медицины в Колумбусе.
Две пластиковые чашки с черным кофе. Машина, втиснутая между недавно купленным копировальным аппаратом и допотопным факсом, тряслась и дребезжала, особенно по ночам: видимо, злилась, что ей не дают покоя, который необходим даже кофейному автомату. Первую чашку Гренс выпил залпом — тепло разлилось в груди, и сердце забилось быстрее.
Гренс брал листок за листком из стопки Клёвье, которая за вечер порядком подросла. Еще донесения: другие полицейские повторяют ту же самую историю почти слово в слово. Протокол вскрытия трупа, абсурдный по набору слов и стремлению к точности. Описание мертвого тела на полу, сделанное криминалистом на месте преступления.
Эверт Гренс сидел за столом и пытался разобраться, что к чему. За окном было темно.
Он крепко держал последний документ — из пенитенциарного учреждения, называвшегося Southern Ohio Correctional Facility. [13] Из тюрьмы в Маркусвилле. В том городке, где обнаружили мертвую женщину.
Эверт Гренс прочел его.
Еще раз.
И еще.
Это, как он понимал, было началом чего-то, что ударит по людям далеко за границами его страны. И будьте уверены, скоро какой-нибудь идиот начнет оказывать давление на следствие и разоряться, что дело-де следует переместить со стола следователя на стол политика.
13
Исправительное учреждение Южного Огайо (англ.).
Черта с два!
Гренс взял трубку, набрал номер абонента в Густавсберге, к югу от Стокгольма. Он знал, что уже поздно. Но ему было наплевать.
Никто не отвечал.
Гренс не клал трубку, слушая сигналы, пока на том конце не ответили.
— Да?
— Это Эверт.
Звук, словно на том конце сглотнули, откашлялись, пытаясь разбудить собственный, все еще сонный голос.
— Эверт?
— Мне надо, чтобы ты был здесь рано утром — в семь.
— Но я начинаю работать позже. Ты же знаешь: Юнасу в школу, я…
— В семь часов.
Гренсу показалось, что Свен сел в кровати.
— В чем дело, Эверт?
Он не слышал зевков, которыми инспектор уголовного розыска Свен Сундквист наполнял свою спальню, не чувствовал, как тот мерзнет голый на краю кровати.
— Шварц.
— Что-то случилось?
— Нас ожидают горячие денечки. Тебе придется отложить все остальные расследования. Дело Шварца отныне самое важное.
Сундквист говорил шепотом: рядом спала Анита.