Будто приняв какое-то решение, он поднялся, подошел ко мне, схватил за отвороты халата и дернул вверх с такой силой, словно хотел задушить.

– Теперь слушай сюда, мать твою! – угрожающе начал Дуглас, наклоняясь все ближе. Его дыхание было несвежим, рот кривился в ухмылке.

Я стал жадно хватать ртом воздух.

– Значит, так, малыш Мик, слушай и врубайся. Я тебя в бараний рог скручу. Так тебя отделаю, сам себя не узнаешь. Имена. Со мной шутки плохи. – И он встряхнул меня.

– Мне нечем дышать… – просипел я.

Дуглас только усилил мертвую хватку, я действительно задыхался, пялился на звезды в окне, теряя сознание, хватая его за запястья, пытаясь оторвать их от своего горла, но все без толку.

– Вникай, ублюдок, дурья твоя башка. Мы тебя посадим. Дашь показания как миленький. Я лично прослежу, чтоб тебе досталось по полной программе за все, что ты там скрываешь.

Я терял сознание.

– Хватит, прошу вас… – Я из последних сил попытался вывернуться.

Он ослабил хватку, я упал обратно в кресло.

– Говори.

Я сделал несколько глубоких вдохов.

Все полицейские в Северной Ирландии проходят курс выживания, и меня учили, как себя вести, если тебя похитили, допрашивают и пытают люди ИРА. На первом этапе допроса ты ничего не говоришь, даешь им довести процесс до второго этапа, в течение которого ты их пытаешься обмануть, и затем, если пытка продолжается, даешь подвести себя к этапу номер три, когда ты рассказываешь им почти что правду, близко, но не совсем, и они клюют, думая, что добились своего. Я рассказал две байки о том, почему подал в отставку, и вот уже вплотную подошел к третьему этапу, раньше, чем мне бы хотелось. Почти правда.

– Хорошо, мистер Дуглас, слушайте. История старая как мир. Я был засекреченным копом. Мне нужно было прикидываться наркоманом. Я начал принимать героин. Втянулся, меня закрутило, и я стал наркоманом на самом деле, кололся, даже приворовывал из вещдоков, идя на поводу у своей зависимости. Однажды меня застукали. В КОПУ прознали об этом, и мне дали отставку. Они еще со мной хорошо обошлись, не стали преследовать за кражу, просто уволили. Никаких сговоров, никаких подкупов. Я просто все продолбал. Понимаю, что это уже клише для отдела наркотиков. Но это правда.

Секунду он внимательно смотрел на меня. Колебался. Откинулся в кресле и закурил очередную сигарету. Он курил почти без остановки. Размышлял. Я старался, чтобы он не увидел, что пальцы я держал скрещенными. Он кашлянул, взвешивая слова:

– Мистер Лоусон, вы меня разочаровали, я ожидал услышать нечто в этом духе, но полагал, что вы будете более изобретательны.

– Черт! Но это же правда!

– Отчасти, возможно, и правда, мистер Лоусон. Я весьма растроган. Но мне не нужна «отчасти правда», мне нужна всяправда!

Он мелодраматично вздохнул, снова встал, подошел, одной рукой резко схватил оба моих запястья и придавил их коленом, навалившись на меня всем своим весом. Улыбнулся и поднес сигарету к моему лицу. Я было закричал, но он заткнул мне рот свободной рукой. Он буквально вдавил меня в кресло. Я напрягся. Он поднес сигарету к моей брови и подпалил ее. Я попытался как-то извернуться, но он был слишком силен. Не просто силен, а как бывают сильны припадочные со съехавшей крышей. В течение пяти мучительных секунд он жег меня своей сигаретой, после чего отпустил.

Я попытался отдышаться.

Он встал. Взял свой кейс и блокнот:

– Сегодня вечером я лечу в Лондон. Нам приходится иметь дело не только с такими отморозками, как ты. Дел хватает. Поэтому у меня нет времени на твои слюни. Но через две недели я вернусь. И начнется самое интересное. Понедельник, двадцать первое. Пометь у себя в записной книжке и ничего не планируй. Будет чем заняться. Даю тебе время подумать. Или ты расколешься, или ты в полной заднице. С рельсов сойдешь в момент. Огребешь десять лет в Уормвуд-Скрабз. И твои соседи будут в курсе, что ты бывший коп. Будь спокоен. Уже вижу тебя возле параши, жалкий кусок дерьма. Можешь не провожать меня.

Он прошел через гостиную, повернулся в мою сторону, улыбнулся, сплюнул и вышел.

Я откинулся в кресле, восстановил дыхание, постарался сдержать тошноту. Послышался скрип двери.

Вошел отец:

– Что тут стряслось? Он бил тебя? С тобой все нормально?

– Пап, скажи, сколько денег у тебя есть на самом деле?

– Нисколько. Я уже говорил. Я все потратил на взнос для выборов, но если пройду, то смогу все вернуть. Что с тобой? Что случилось?

– Короче, ты на мели.