— Верно. — Эйбел улыбнулся еще шире. — Но когда вы доживете до моих лет, то научитесь пользоваться тем, что посылает вам судьба. — Хмыкнув, он отошел, чтобы объяснить своим «мальчикам» их различные задачи.

Взяв Мэдлин за руку и взглядом подозвав Эдмонда, Джарвис пошел вверх по дорожке. К нему присоединились Чарлз и те из их группы, кто прибыл из замка или жил в том направлении.

Добравшись до верха и обнаружив, что Далзил и Кристиан уже отбыли, они повернулись и зашагали вдоль берега к замку.

Мужчина, которого они все искали, мокрый и дрожащий, нашел себе убежище в расщелине одного из больших рифов в конце бухты. Еще днем, осматривая бухту сверху с утесов, он заметил примерно в тридцати ярдах от берега пенящуюся массу, но не думал о ней — не думал до тех пор, пока внизу на берегу случайно не заметил, что кого-то ищут. Предупрежденный каким-то шестым чувством, он взглянул через круг мерцающего света и в темноте у подножия утесов увидел именно того единственного из всех людей на земле, кого ни за что не хотел бы встретить, будучи в облике предателя.

Пораженный увиденным, потеряв голову, он пережил мгновения настоящего ужаса.

В нем пробудилось отчаянное, инстинктивное стремление к самосохранению, он понял, что его единственная возможность спастись — это действовать мгновенно. Не привлекая внимания работавших людей, он неторопливо сделал несколько шагов в сторону моря и, на ходу сняв с себя шарф и шляпу, как можно быстрее нырнул в волны, освободился от пальто и поплыл — отчаянно сопротивляясь, борясь, — против волн и коварных течений, чтобы добраться до рифов, которые, он знал, были там, но которых он в темноте ночи не видел.

Если он их не видел, то другие тоже не увидят.

Ему казалось, он никогда туда не доберется. Неужели, подумал он, теряя силы, жизнь его окончится вот так, и решил, что даже если так случится, это будет своеобразным триумфом, потому что Далзил никогда ничего не узнает и вечно будет ломать голову… и в этот момент его рука коснулась острого выступа скалы.

Он ухватился за него и крепко держался; потом, дрожа и задыхаясь — и молясь, — с трудом переместился в материнскую часть скалы и, найдя расщелину, втиснулся в нее. Оказавшись частично защищенным от постоянно засасывающего потока воды, он, тяжело дыша, привалился к камню. Постепенно паника отступила, и к нему вновь вернулась способность мыслить.

Схватка на берегу закончилась — к его досаде, но не к удивлению — победой сил Далзила.

На ближайшее время он был в безопасности, но в этот раз Далзил подобрался слишком близко, и ему следовало бежать как можно дальше от этих мест, но аккуратно, не оставляя следов, вообще никаких следов.

Он не тратил времени, чтобы впустую ругаться и гадать, как богиня возмездия сумела проявить себя столь неожиданно и грозно, что едва не застигла его врасплох; ответ был дан ему на берегу. Он не подозревал, что Краухерст один из людей Далзила, но Сент-Остелла знал в лицо, а по тому, как эти трое обменивались мнениями, ему стало ясно, что Краухерст один из них, и так же ясно, что эта чертова женщина — Мэдлин Гаскойн — была женщиной Краухерста. А это означало, что преследовать ее братьев было чрезвычайно опасно. Если бы все эти обстоятельства были известны ему раньше, он никогда не зашел бы так далеко.

Он дожил до этого дня только потому, чтоизбегал Далзила и его команду — избегал всегда.

Теперь… Теперь он должен замести следы и побыстрее убраться из этих мест. Если Далзил хотя бы мельком заметил его здесь, он не увидит следующего рассвета. Далзил будет действовать — и в данных обстоятельствах без всякого снисхождения.

Если Далзил видел его в окрестностях, его жизнь будет измеряться временем, необходимым, чтобы его Немезида добралась до него. Он знал это с самого начала; это было частью захватывающей игры, доставляющей ему удовольствие. Играть со смертью и побеждать — вот в чем было наслаждение.

Напоминая себе о том, что до сих пор он на каждом шагу одерживал победы, он следил, как Далзил покидает берег и поднимается по тропе наверх.

Его отпустил страх — как ни противно ему было в этом признаться, но это было так.

Стиснув зубы, он силой воли направил мысли на то, чтобы составить план. Он не хотел полагаться на случай и оставлять необорванной хотя бы одну нить — пусть даже тончайшую, — которая могла бы привести к нему.

Несмотря на то что холод пробирал его до костей, он оставался там, где был, наблюдая и стараясь силой воли сохранить способность мыслить.

Он видел, как окружили его импровизированную армию, но никто в ней не знал его имени, так что угрозы оттуда не было. Их выстроили и повели под охраной наверх; они с трудом поднимались по крутой скалистой дорожке, и некоторые поддерживали раненых. Другие нападавшие вернулись к лодкам; он подумал, что они, быть может, оставят одну до утра, но все лодки спустили за бурунами. Две из них двинулись на юг; остальные направились на север и прошли всего в десяти ярдах от него. Прижавшись к скале, он не издавал ни звука и не шевелился, и в темноте его не увидели — темное пятно на черной скале.