— Твари.

— Мы не в праве их судить. Но желания исполнялись, и ни разу никто внизу не видел ни костей, ни детских тел. И вот еще что. Люди, которые решились здесь заночевать, и пережили эту ночь, рассказывали, что в посвисте ветра им слышался детский плач, крик о помощи, зов потерянного ребенка. Мне кажется, что слышали они еще что-то, только вот рассказывать не пожелали.

Морри зябко передернула плечами. Дедовы страшилки, сказочки для непослушных детей, вплелись в прохладные воздушные потоки, пробирая до костей. Вдали, у противоположного края вершины, в землю было вбито несколько колышков с аккуратными табличками. С такого расстояния сложно было понять, что там написано. Морриса предположила:

— На табличках предупреждения об опасном обрыве?

— На табличках даты и фамилии, — усмехнулся дед.

— Ммм? — не поняла Морриса.

— Кто пропал, и когда пропал.

— Пропал? Может, погиб?

— Именно пропал. Тела на утро так и не находили. Вещи, палатка, спальник, угли от костра, еще теплые. И больше ничего и никого. Некоторые в поселке болтают, что детки хотят вернуться домой с той стороны.

— А для этого им нужно оставить кого-то вместо себя?

Несколько минут Морриса напряженно размышляла. С запада накатывала вечерняя хмарь, еще полчаса и будет темнеть. Девушка просияла:

— Нужно сделать несколько снимков ночью, ну, или хотя бы, в сумерках. Потом напишу репортаж о ночевке, с фотошопом побалуюсь. Будут снимки загадочные и в меру мистические. И комментарии к ним соответствующие. Тропинка пологая, темнота не помеха.

— Не может быть и речи, девочка, — покачал головой старик. Спуск в темноте — самое малое, что может нам грозить.

— Тогда вы идите, а я задержусь.

Дед не на шутку рассердился:

— Тогда получишь по голове посохом, и я тебя утащу силой. Тебе хочется узнать, что здесь происходит ночью? Я могу рассказать тебе. Трижды я ночевал здесь. И это были три самые страшные ночи в моей жизни.

— Тогда ладно. Давайте уходить. Только сделаю еще один снимок. — Морри отвернулась, устанавливая штатив. Ей хотелось запечатлеть этот мягкий сумеречный переход от едва теплящегося света дня к ночи. На востоке сквозь редкие облака пробивалось драгоценное сияние звезд на темном атласе ночного неба. На западе плясали красные отсветы закатного солнца.

— Красота-то какая, дедушка Демирка. Правда же? — Морри пребывала в благодушном настроении, как всегда бывало после хорошо сделанной работы.

В ответ — тишина.

— Дедушка? Эй! Дедушка!

Только сейчас девушка заметила, что туман, несмотря на усиливающийся ветер, стал подползать к ногам, подниматься все выше и выше. Моррисе стало не по себе. Провожатого нигде не было. Как сквозь землю провалился.

— Хе-хе. А почему бы ему и не провалиться, — нервный смешок прозвучал в тишине жалко и беспомощно. Морри почувствовала себя персонажем дешевого фильма ужасов. Сейчас, по закону жанра, она должна испугаться случайного шороха, беспорядочно метнуться в сторону, как глупая горная козочка, и сорваться в пропасть, скалящую зубы-камни из тумана.

Пасть-пропасть-пасть. Ни шороха, ни скрипа, ни звука. Девушка глубоко вздохнула. Только не паниковать. Делая шаг — проверять место трижды. Где-то на заднем плане сознания плескалось кислотное озеро тревоги за пропавшего провожатого. Морри сейчас, как никогда, была благодарна своей способности изолировать психику от сильных эмоций.

Что сталось со стариком — сейчас не так важно. Важно — найти тропку вниз, оставшуюся где-то по левую руку от девушки. Важно добраться в село до темноты. Важно забраться под теплое шерстяное одеяло и проспать до утра. А на следующий день, при ярком свете солнца, спуститься в ущелье и найти тело. Или не найти. Это-то, как раз, сейчас не важно.

— Мама? — голос послышался из ниоткуда, приглушенный вязким туманным воздухом. — Где ты, мама?

Морри стиснула зубы. Захотелось заскулить от страха. Нельзя. Нужно искать объяснение. Месяц назад она сделала аборт, переживала по этому поводу не очень, с отцом ребенка рассталась вскорости после операции, и ни о чем не сожалела. Только сны иногда снились. Сны, в которых ее звали мамой, без упрека, без обиды. Звали, искали помощи, просили вернуться. Вывих подсознания, застарелое чувство вины, которым не скажешь — так было надо, потому что во сне игра никогда не шла по ее правилам.

— Так было надо, — уверенно и громко сказала Морриса, не зная, кого она убеждает — себя, или детский голос.

— Мамочка. Ты бросила меня, мамочка! Вернись, мне страшно! — ребенок ее слова оставил без внимания, продолжая поскуливать из тумана.

— А мне как страшно, деточка, — ирония помогла восстановить расшатанное душевное равновесие. — Отпусти мамочку домой. Мне холодно, голодно. Я ничего не вижу, я заблудилась и не смогу тебе сейчас помочь. Подожди до утра, я вернусь, обещаю.