Вот когда ужас их всех охватил, губы у Коли сами собой забормотали: “Отче наш, иже еси на небеси!” — без запинки, пока не дошел до слов про Лукавого, так и споткнулся. Не помнит, совсем память в этом месте отшибло. А вверху филин хохочет.

Натерпелись они в ту ночь страху. Однако, утром, как солнышко взошло и птички запели снова, — лес позеленел, повеселел, и, приободрившись, пошел Коля к муравейнику. Смотрит, а на самом верху и впрямь косточка белеет. Схватил ее — будто руку ему обожгло, но удержал, только поскорей в карман сунул.

Дома косточку разглядел. Действительно, с одного конца остренькая, а с другого — крючком загнута. Обрадовался Коля и на розыски вурдалачки своей кинулся. Все это время он и не показывался нигде, так что куда ни придет — рады ему. Он про нее спрашивает, а его от розыска отговаривают. Если б послушался Коля людского совета!

Нашел ее на многолюдном собрании, подкрался сзади и так легонечко зацепил за платье загнутым концом косточки, что она и не приметила бы, если бы в это время кому-то навстречу не совершила движенья. Тут косточка ее за платье назад и потянула.

Обернулась Ольга и видит — Коля.

— Коля! — воскликнула она обрадованно, а глаза, которые вначале рассерженное и недоуменное выражение имели, тут же потеплели, залучились и таким теплом, такой радостью от нее неожиданно пахнуло, что растерялся и вмиг растаял Коля.

О какой тут мести помышлять, когда она ему так улыбнулась?!

— Что это такое? — меж тем она интересуется и хочет из рук у него косточку взять.

— Ничего! — нахмурился Коля. — Так, ерунда! — и проворно косточку спрятал.

— А я знаю, что это такое, — улыбается она пуще прежнего, — это магическое что-то!

Коля очень смутился, покраснел до корней волос, и она его под руку берет, своей нежной длинной талией волнительно покачивает и прижимается к нему плечом тонким.

— Не нужна, Коля, со мной никакая магия, я без тебя и так сильно скучала и даже сама не знаю, почему, — так говорит, а глаза темнеют, вглядываются в него пристально. А у Коли во рту сухо, в голове круженье, и глаз своих от ее зрачков оторвать не может.

— Я тебя люблю, Ольга, ты знаешь, как я тебя люблю, — шепчет.

— Знаю, — говорит она, — молчи, дурачок, я знаю…

Тут на них стали оборачиваться, очень, видно, от них сильный свет исходил, любовная радость лучилась.

— Пошли отсюда, — скомандовала, и они побыстрей из многолюдья выбрались. За руки держались и говорили — наговориться не могли, пока окончательно не стемнело, а тогда целоваться стали, как-то само собой и вышло все. Коля совсем потерял себя, в тумане хмельном обнимал и ласкал ее и не мог наласкаться, насытиться — так долго ждал этого желанного мига.

Понял тогда Николай, что явь — лучше сна. Потому что много слаще себя наяву утратить, чем во сне — обрести. И, отбрасывая остатки дневного соображения, вновь стал целовать закрытые ее глаза, не в силах с ней разъединиться. А она вокруг него плющом обвивается…

Что говорить, даже утратить себя надолго мы неспособны. Неохотно, медленно слабнут объятия, и единое распадается. Так и Коля откатился в сторону, и мысли всякие в нему пришли, да такие глупые. Мол, не прикидывается ли она? Уже в дреме, чувствуя, как ее руки по нему скользят, цепляются, Коля вдруг явственно припомнил тот сон, когда она кровь из него пила, а руки точь-в-точь так же его ласкали… Как из ушата водой его окатило это воспоминание. Руки ее отбросил, да так грубо, что она вскочила:

— Что с тобой?! — воскликнула — Какой ты грубый!

Он свое действие осознал и усовестился, конечно, засмущался страшно.

— Прости, — говорит, — такая дрянь причудилась.

— А ты от меня не отодвигайся, — говорит она, — и не будет тебе дрянь чудиться, — по-матерински так говорит и его голову к себе на грудь кладет. Он сопротивляется, а не может второй раз себе грубость позволить…

Заснули, и тут же Коле дурной сон приснился. Будто та самая фея, которой он клялся тогда любить ее вечно и в любви не изменять, к нему издалека пришла и говорит: “Обманула тебя, Коля, вурдалачка. Обманула! Теперь ты от нее никогда не избавишься, а я страдать должна. Смотри, какого я тебе сынка родила!” И показывает тонкой ручкой. Коля видит — мальчик бежит с золотыми волосиками и совершенно ангельскими ручками и ножками. Вначале бежал, а после остановился, на Колю взглянул и заплакал. Коля вроде утешить его хочет, а дотянуться не в силах. “Прощай! Прощай!” — шепчет ему фея и с мальчиком уле­тает. Смотрит он, а вокруг красота такая, как на картинке. Удивительная природа и грустно ему донельзя… И еще во сне подумал: “Точно! Обманула меня Ольга…”

С того дня у него двойственное отношение в душе появилось к Ольге. Он и любил ее всей душой и подозревал. Порой ему начинало такое мерещиться, в особенности, когда она его в шею целовала или исключительно нежно ласкала. Раздирался Коля от горя на части. А иногда казалось, что духом могильным от нее несет…

Долго ли, коротко, а измучился Коля и решил от нее избавиться по-хорошему. Палочку достал и тычет в нее легонько, приговаривая: “Ко мне нет тебе пути!” Раз так сделал, два — не срабатывает ворожба. Она его пуще прежнего любит. “Эх! — думает, — а, может, правда, любит? Или палочка с изъяном?! Оглядываться нельзя было!”