Лицо отца приобрело какое-то странное выражение. Сейчас его суровость казалась преувеличенной. Но скрывалось ли под ней какое-то иное чувство? Если и так, Ёримаса не мог его разгадать.

Решение принято, — сказал Киёри. — И обсуждать тут больше нечего.

Если обсуждать и было нечего, зато было что делать. Во-первых, Ёримасе нужно было выяснить, кто эта женщина, и где отец прячет ее и ребенка, если таковой уже существует. Затем нужно будет избавиться от них. Пророчество тут ни при чем. Киёри сказал о принятом решении. Он не стал бы говорить так о видении. А значит, будущее не было предрешено. И Ёримаса не собирался сидеть и молча терпеть, глядя, как его лишают права первородства.

Сперва самые упорные его поиски не давали никаких результатов. Ёримаса распросил всех слуг и всех вассалов. Никто и никогда не видел, чтобы князь Киёри навещал какую-то женщину. Никто и слыхом не слыхал ни о каком ребенке. Ёримаса попросил самых надежных своих друзей последить за отцом. Они ничего не узнали. Он сам следил за Киёри — с таким же результатом. То есть, с нулевым. Никакой женщины, никакого ребенка. Так что же заставило князя Киёри принять столь странное решение? Этого не знал никто.

Затем, вскоре после того, как Киёри объявил Ёримасе о своем решении, его поведение претерпело странные изменения. Он начал каждый день подолгу просиживать на седьмом этаже башни. И всем строго-настрого было запрещено подниматься выше третьего этажа, когда князь сидел наверху. Это было время, когда чужеземные корабли принялись еще чаще вторгаться в японские воды. Несколько раз они даже входили в залив, над которым стояла «Воробьиная туча». И подобное удаление от дел было со стороны князя глубоко неуместным.

Ёримаса даже начал задумываться: может, отец сошел с ума? Да, это было бы прискорбно, но зато весьма удобно. Если отец лишился рассудка, старшие вассалы поддержат его смещение. Такое уже бывало. Клану нередко приходилось сталкиваться с безумием. Похоже было, что его вызывают те же таинственные силы, благодаря которым кровь Окумити несет в себе провидческий дар. То, что князь Киёри втайне лишил двух своих сыновей наследства, и вдруг появившееся стремление обитать в башне, казалось, явственно намекало на этот вариант.

Среди вассалов поползли шепотки о том, что надо поставить Ёримасу регентом. К великому удовольствию Ёримасы, сам он не имел к этим разговорам ни малейшего отношения. Эта идея возникла сама собою. Даже самые верные вассалы отца — господин Сэйки, господин Танака и господин Кудо — выразили Ёримасе свое беспокойство. Ёримасе приятно было видеть, что они, как и прочие вассалы, начали относиться к нему с большим почтением, чем прежде. Отец энергично рыл себе яму. И казалось, что Ёримасе требуется лишь запастись терпением и подождать.

Но он был недостаточно терпелив.

Привычка отца сидеть в башне в одиночестве разжигала его любопытство. В конце концов Ёримаса не выдержал и решил разузнать, что же Киёри делает там по многу часов, день за днем.

Войти в башню незамеченным труда не представляло. Киёри не ставил стражу ни у входа, ни на лестничных пролетах, ни где-либо между третьим и седьмым этажом. Он полностью полагался на силу своего повеления. Его и вправду хватало, чтобы держать на расстоянии всех. Кроме Ёримасы.

Еще прежде, чем подняться на седьмой, самый высокий этаж, Ёримаса услышал голос отца. Киёри с кем-то разговаривал. Его же собеседник, кем бы он ни был, говорил очень тихо, и Ёримаса не слыхал ни единого его слова.

Вам следовало давно сказать ему об этом, — сказала Сидзукэ.

Как вы советовали, — отозвался Киёри.

Ну какое имеет значение, кто это советовал? Это было ошибкой, мой господин, откладывать столь важную беседу так надолго. — Она низко поклонилась. — Прошу простить меня за прямоту.

Что ж, теперь он знает. Он не будет князем.

Но вы не сказали ему, почему.

Нет.

И не сказали, что в его поколении даром провидения будет наделен не он.

Нет. Я надеюсь, что когда он увидит, с какими страданиями сопряжены видения, он не станет сильно сожалеть о них.

Сидзукэ улыбнулась.

Но он не видит, чтобы вы выказывали какие-либо признаки страдания, мой господин.

Это потому, госпожа моя, что у меня на самом деле не бывает видений, разве не так? Они бывают у вас. А вы говорите мне все, что я знаю о грядущем.