Не китаец?

Нет, — подтвердил Старк. — Не китаец. А теперь могут произойти две вещи, одна плохая, а вторая еще хуже. Лучший вариант развития событий заключается в том, что его арестует полиция и он проведет ближайшие десять лет в тюрьме. Если, конечно, он там столько проживет. Хотя мне сомнительно, что в Сан-Квентине много любопытного с литературной точки зрения.

Это — лучший вариант? — спросил Макото. — Да, звучит довольно мрачно. А каков худший?

Его убъют обозленные китайцы, — сказал Старк, — скорее всего, разделают заживо мясницкими ножами, потому что не слишком ему признательны за все те неприятности, которые он на них навлек, притворившись китайцем. А разделают его мясницкими ножами потому, что Бандит пользовался как раз китайским мясницким ножом, чтобы заставить людей думать, будто он китаец.

Хорошая деталь, — с непроницаемым лицом произнес Макото, — этот китайский мясницкий нож. Я и не думал, что у тебя столь богатое воображение.

Случается.

Похоже, твоя история неизбежно движется к трагедии, — сказал Макото. — Давай я немного поработаю над ней. Возможно, мне удастся добиться финала получше. Читатели предпочитают счастливый конец.

Не трудись, — отрезал Старк. — Я уже проработал конец.

И каков же он? Тюрьма или смерть?

Ни то, ни другое. Потому что произойдет неожиданный поворот сюжета. Любящий отец Бандита спасет своего сына, отослав его в Канаду прежде, чем полиция или китайцы успеют до него добраться.

В Канаду?

Совершенно верно, в Канаду, — согласился Старк, — и не для того, чтобы любоваться красотами севера. Бандит проведет год в Онтарио, на практике изучая добычу железной руды.

Макото потер подбородок, несколько театрально изображая раздумье.

С точки зрения сюжета Мексика была бы лучше. Тропический климат более романтичен. И мексиканские серебряные рудники предоставляют больше возможностей для приключений, чем канадские железнорудные шахты.

Бандиту не причитается больше никаких приключений, — решительно заявил Старк. — После достаточно долгого отсутствия, когда о нем забудут, он вернется в Сан-Франциско и займет подобающее ему место в правлении объединенной компании «Красный холм». Ясно?

Давай сойдемся на том, что этот пункт еще следует обсудить. Сын не всегда похож на отца.

Уж не вздрогнул ли он? Макото показалось, что Старк вздрогнул, как, похоже, всегда, когда речь заходила об их сходстве — или, точнее, его отсутствии.

В настоящий момент обсуждать нечего, — сказал Старк. — Да, и прежде, чем ты начнешь паковать вещи, принеси браслеты миссис Бергер, те, из золота и слоновой кости.

Хорошо, отец. Что мне брать из вещей?

Что хочешь. Ты уезжаешь через час.

Неужели есть необходимость в подобной спешке?

Самая настоятельная, Макото. — Впервые за всю беседу в голосе Старка проскользнуло волнение. — Ты что, думаешь, что я шутил, когда говорил про полицию и китайцев?

Макото вздохнул и повернулся, собираясь выйти.

Один вопрос, — сказал Старк.

Да?

Почему?

Сын не всегда похож на отца. На самом деле, это еще было преуменьшение. Возможно, стоило бы сформулировать это в виде вопроса. Почему сын настолько непохож на отца? Но, конечно же, как сказал бы профессор Дайкас, вопрос отчетливо подразумевался уже в самом утверждении, каковое, несомненно, было причиной явного замешательства со стороны отца. Непроизвольная реакция, как сказала мать, тоже указывает на правду и фальш.

Когда Макого впервые заметил их несходство? Еще в детстве он обратил внимание на то, что куда больше похож на мать, чем на отца.

Это потому, что ты — наполовину японец, а у нас сильная кровь, — так сказала мать.

Макото принял это объяснение, потому что любое обьяснение было лучше, чем никакого, и потому, что его мать, которая начала обучать его тайнам искусства истинного и неистинного с тех пор, как ему сравнялось пять лет, никогда ему не лгала. Во всяком случае, насколько он мог сказать. Позднее ему пришло в голову, что она была наставницей, а он — учеником, и она вполне могла утаить от него какие-то тайны искусства. Если кто-то и способен сделать так, чтобы его не поймали на лжи, так это мастер разоблачения лжи, не так ли?

Рождение его сестры, Анжелы Эмико — ему тогда было семь лет — заронило в душу Макото первые зерна сомнения, и они возросли после появления два года спустя его младшей сестры, Хоуп Наоко. В них, как и в самом Макото, тоже была половина японской крови. Но в них, в отличие от Макото, прослеживались черты и его отца-американца, а не только его матери-японки. И у Анжелы, и у Хоуп были темные волосы. Глаза у Анжелы были светло-карие, а у Хоуп — голубые, как у отца. И сложением они из себя представляли нечто среднее между обоими родителями. А у Макото были черные волосы и темно-карие глаза, как у матери, и хотя он вырос заметно крупнее ее, до отца ему было далеко.

В женщинах кровь слабее, чем в мужчинах, — сказала ему мать, объясняя это различие.

Но к этому времени, хоть Макото и не заметил никаких признаков обмана, ему уже трудно было безоговорочно принимать на веру объяснения матери. Во-первых, он стал старше. Во-вторых, он уже больше знал об окружающем мире. Его преподаватель естественных наук и математики, мистер Штраус, был ярым сторонником теории Менделя, ученого, монаха и собрата-австрийца. Все, что Макото узнал от него об открытиях Менделя в области скрещивания растений, подтверждалось в его сестрах и отрицалось в нем, Макото. Все это было по меньшей мере странно. А три месяца спустя, когда он встретил Сю-фонг, и вовсе сделалось неприемлемым.