Пролог. Итак. Уютно лежа, в пятницу вечером, дома – на моем любимом диванчике, недалеко от вполсилы гремящего телевизора – я, вместо того, что бы рухнуть в обморок, временно ослепнуть или стремительно сойти с ума; вместо всех этих, несомненно полезных, милых для моего организма неприятностей, я развернул-таки эту свадебную пригласительную открытку… Нет, вру – я счастлив. Действительно счастлив! Впервые я живу в мире с самим собой.
The history.
Пролог.
Итак. Уютно лежа, в пятницу вечером, дома – на моем любимом диванчике, недалеко от вполсилы гремящего телевизора – я, вместо того, что бы рухнуть в обморок, временно ослепнуть или стремительно сойти с ума; вместо всех этих, несомненно полезных, милых для моего организма неприятностей, я развернул-таки эту свадебную пригласительную открытку…
Нет, вру – я счастлив. Действительно счастлив! Впервые я живу в мире с самим собой.
Встретили меня очень тепло, очень. Мне даже не дали ступить на землю – мягонько подхватили под локоточки, легонько отнесли и нежно расположили в роскошном салоне заграничного чудо(вища) – автомобиля, где меня не менее тепло встретили другие… лица, сами расположились в менее роскошном, но от того не менее заграничном авто, и кортеж тронулся, величественно -плавно набирая скорость.
Чуть утомительная дорога закончилась для меня после двух бутылок вина, паштета, чуточки икры и недолгого сна.
Встречала сама невеста. Ах! Изумительное зрелище! Изумительные последствия!
Последствия нашего диалога, разумеемся… Примерно так:
– О! Невеста! Хороша! Прекрасна! Восхитительна! А где жених?
– А ты и есть жених. – Невозмутимый с ленцой Ее ответ.
– Но… я же приглашенный. – Более глупой реплики, согласен, подать было нельзя, но я был настолько ошарашен, что ляпнул первое глупое пришедшее на язык.
– Вот именно! – Легкий триумф на Ее лице в честь моей сообразительности. – И самый дорогой наш гость. Подумать только! Ведь без тебя свадьба просто бы не состоялась! – Удрученное покачивание головой. – Ужас! (Действительно, почти непритворный ужас отразился в Ее прекрасных глазах.) Бесценный гость! И, конечно же, мы позаботимся сохранить твой покой до свадьбы как можно тщательнее.
Видимо, упоминая о МОЕМ покое, Она вовсе не имела в виду состояние моей души, и слово «покой», для них всех совершенно однозначно обозначало комнату (камеру), в которую меня ввели.
Они очень заботились о своих покоях: решетки на окнах были веселеньким продолжением решеток на стенах. Эдакое ощущение – сварили стальную клетку, а потам обложили ее кирпичом за чем-то…
Шумно поздравив с удачным выбором невесты, сопровождавшие меня детины удалились, не забыв разнообразно погромыхать, с той стороны двери, железяками многочисленных запоров.
Раздеваться и разуваться, конечно же, я не стал. Я переместился от двери к окну. Единственному в комнате окну. Шикарному панорамному окну, расположенному как раз напротив двери; гигантскому, приветливо распахнутому (там – за решеткой) в славный летний вечер. Ни у кого не хватило духу по настоящему испортить такой вид. И потому само окно было забрано решеткой светлой, титановой (почти удвоенной толщины). Весьма удачное решение, я бы сказал. Я бы добавил даже, что это выглядело… почти красиво.
Сумерки, коснувшиеся поселка, окружающих скал…
Взгрустнулось. Вспомнилось.
Университет…
Ах, Университет. Сладостные деньки.
Я был, по общему мнению: в меру красив, в меру неглуп, в меру образован, в меру обаятелен, в меру таинственен; в меру обладал в меру развитым чувством юмора. В меру безукоризненен в общении – настолько, что бы не прослыть скучным. Количество всех этих «в меру» неизъяснимым образом переходило в качество: идеал супруга-мужа – так прельщавший Университетских красавиц.
Я это знал.
И чтоб не разрушать идиллии их взглядов,
Скрывал от них свой маленький порок.
Увы! Я был не в меру непостоянен. Впрочем, этот мой небольшой секрет был общеизвестен, но о нем не было принято говорить: ни одна из претенденток на мою пожизненную верность не была настолько уверена в своей удаче, что бы, подвергая эту удачу угрозе, прямо высказаться, рискуя тем поделить свой шанс между соперницами. Кроме того… Но не будем погружаться в недра любительского психоанализа: философия тех эпох моей жизни – дело прошлое и изжитое.
Вслух я сказал только:
– Ба! Я Ее даже и пальцем не тронул (Что? В моем голосе скользнуло сожаление?!). – Задумчиво, – Видимо это-то Ее и оскорбило.
И вновь затих надолго…
В то время Она, первокурсница, казалась мне пигалицей, даже брошенный взгляд на которую считался потерянным временем. Впрочем, то существо: большеглазое, тощенькое, ужасно скованное в моем присутствии, м-м-м… даже испуганное – преобразилось в эту дерзкую, царственную красавицу, которую я видел только что перед собой. Впрочем, я с детства знаю примеры подобных метаморфоз, Ганс Христиан Андерсен: «Гадкий Утенок» – например…