— Думаете, я испытала огромное удовольствие от вашего поцелуя? — От смущения Одри старалась не смотреть на Филиппа, но была полна решимости объясниться. — Вы застали меня врасплох… Полагаю, при вашем опыте в такого рода делах мое поведение не стало для вас сюрпризом, хотя для меня сродни эксперименту…

— Пожалуй, нам лучше отложить этот разговор, — буркнул Филипп.

Одри повернулась к нему лицом, веселая улыбка заиграла на ее губах.

— Вы не понимаете. Если даже вам удалось доставить мне удовольствие, могу представить, в какой экстаз приведет меня Келвин!

Воцарилась зловещая тишина. Филипп молча сверлил Одри потемневшими от гнева глазами, но ни один мускул не дрогнул на его лице. Напряжение росло, и Одри насупилась.

— Я просто хотела убедить вас, что вовсе не вела себя глупо потому, что вы мне нравитесь, ну или что-то в этом роде… Я хочу сказать, что вы мне не можете нравиться… вы такой… — Она запнулась, поняв, что в своем импульсивном желании объясниться зашла слишком далеко.

— И какой же я? — с убийственной улыбкой спросил Филипп.

Одри с трудом проглотила слюну, от страха мурашки побежали у нее по спине.

— Вы такой… такой отстраненный… вам до меня нет никакого дела.

— Ты вовсе не это собиралась сказать.

— Я, кажется, снова лезу туда, куда не следует, — поспешила заметить Одри.

— Так какой же я?

А, была не была! — решила Одри.

— Холодный, самовлюбленный, бесчеловечный.

— А ты вдруг стала на удивление… откровенной, — пробормотал Филипп.

Одри, не понимая почему, затаила дыхание. В этот момент, нарушив напряженность момента, прозвучал веселый голос стюарда:

— Командир самолета интересуется, не хочет ли мисс Флетчер посетить кабину пилотов, сэр.

Филипп высокомерно кивнул.

— Полагаю, мисс Флетчер будет просто счастлива. Только ничего там не трогай, Одри, и ради бога не споткнись!

Услышав смешок стюарда, Одри покраснела и поднялась с кресла в полной уверенности, что Филипп и не думал шутить.

Когда в Ницце, Одри покинула самолет, от ее бодрого настроения не осталось и следа. Суровая действительность вдруг со всей серьезностью заявила о себе.

До сих пор она, малодушничая, старалась не думать о предстоящем ей в конце пути маскараде: ее радовало, что она проведет время в обществе Максимилиана, к которому относилась с огромной симпатией. Как жаль, что он серьезно болен!

Но теперь, следуя за Филиппом по залам аэропорта, Одри ненавидела себя за то, что ей предстоит участвовать в обмане, идущем вразрез с принципами, которые она привыкла уважать с детства. От неминуемой перспективы лгать такому искреннему и доверчивому старику, как Максимилиан, Одри мучилась и очень нервничала. Разве сможет она смотреть Максимилиану в лицо и лгать?

— Одри! — Вернувшись, чтобы поторопить ее, Филипп положил руку на плечо девушки и развернул в нужном направлении. — Черт! Ты разве не заметила, что отстала от меня?

— Нет…

Выйдя из здания, Филипп с видом пастуха, мужественно прогнавшего стадо глупых овец через переполненный аэропорт, втолкнул Одри в ожидавший их лимузин.

Оторвавшись от своих тяжелых раздумий, Одри почувствовала, как Филипп застегивает на ней ремень безопасности. Стиснув зубы, он затягивал его, как, должно быть, средневековый тюремщик заковывал в кандалы готового к побегу узника.

— Теперь сиди и не двигайся.

— Куда я могу деться?

— И убери с лица скорбное выражение. Страдать по Келвину тебе запрещено! Тебе предстоит играть роль, и, хотя я не жду, что тебя удостоят «Пальмовой ветви», мне все же хотелось бы видеть на твоем лице хоть немного радости.

— Но я вовсе не думала о Келвине! Уж если хотите знать, я волновалась, как буду лгать Максимилиану…

— Оставь это мне.

— Да, вам это удастся намного лучше, — без малейшего намека на ехидство согласилась Одри.