Через двадцать минут Бобу надоело нюхать пищу в чужих тарелках, слушать оркестр. Он потолкал на столе солонку, втянул сизое облако дыма, закашлялся и пошел в гардероб за пальто. Выходя, услышал:

– Пожрать в столовую ходят…

– А где она? – спросил Боб и оглянулся. За спиной никого не было.

Раздосадованный Боб приуныл. Вспомнилось, что ждать драматурга надо целую неделю, а тут еще есть так хочется. Второй раз из ресторана выпроваживают. Пошел искать столовую, а там! Продавали на разлив какой-то портвейн, белый и крепкий… С тоски Боб залез без очереди. Давали только в стаканы и с прицепом в виде сырых яиц. Он с детства не мог терпеть их и, чтобы яйца не раздражали, скатывал их в уголок за пальму в бочке.

– Ты что же, инкубатор открыть хочешь? – спросил подсевший к Бобу мужчина в рабочей спецовке.

– Не ем, – сказал Боб.

– Напрасно. Между прочим, одно яйцо заменяет триста граммов мяса. А у тебя тут на пару килограммов наберется, – подсчитал незнакомец. – Откуда сам?

– Из Сибири. Отдыхаю, можно сказать, и выполняю одно важное поручение.

– Хорошее дело, – отметил человек и вмиг завоевал доверие Боба. Он тут же принес еще четыре стаканчика и предложил любителю сырых яиц выпить с ним. Тот не отказался, выпил, потряс головой и участливо спросил:

– Я извиняюсь, а что за миссию на тебя возложили?

– Сам дошел! – ударил кулаком себя в грудь Боб. – Не накладывали. Хватит, думаю, сносить нам всякие оскорбления. Пора всем узнать, какую пользу мы приносим, как пашем в тайге! Пусть не кричит каждый… каждая… ханыги! Пьяницы!

– О-о! Святое дело! – воскликнул незнакомец и обнял Боба. – Давно пора! Какие мы ханыги?! Это кто здесь сказал, что мы – ханыги? Ну?.. И что же ты решил?

– Попросить одного знакомого драматурга книгу про бичей написать! – выпалил Боб.

– Дай я тебя поцелую! – крикнул незнакомец. – Только не просить надо, а заставить! Именно заставить! Они нам, народу, служат, все эти драматурги и поэты! Заставить!

Здесь Боб не согласился.

– Заставлять нельзя. Он мужик хороший! Он сам все поймет.

– Ну так давай обмоем будущую драму! – быстро пошел на уступку любитель яиц. – За одно и гениального драматурга!

Взяли и обмыли.

– Он, знаешь, какой человек?! – мечтательно произнес Боб. – У него и сосед путевый такой! Книгу прочитать дал. Про Шукшина…

– Не про, а Шукшина! Очень существенно, – поправил незнакомец.

– А драматурга ты знаешь? Лавренков его фамилия?

– Кто его в столице не знает! – развел руки приятель. – Вся просвещенная Москва его знает и весь зарубеж. Действительно – мужик! Я на его драмы каждый день хожу. Сколь смотрю, столько и плачу! – незнакомец всхлипнул. – В театрах как в трамвае – давка. По головам лезешь, но смотришь. Все руки обступают в толпе!

Столовая закрывалась, когда их попросили выйти. Незнакомец выгреб яйца из-за пальмы, аккуратно сложил их в кирзовую хозяйственную сумку. Одно закатилось далеко, и любителю яиц пришлось становиться на четвереньки. Расставаясь, незнакомец приглашал Боба в гости, целовал его, клялся в вечной дружбе и наконец попросил пятерку на трамвай. Боб, вдохновленный появлением соратника, отвалил ему десятку, и они расстались. Ночевал счастливый Боб неподалеку на садовой скамеечке.

«Зачем я пил? – мучился утром Боб и не мог пошевелить звенящей головой на неуправляемой шее. – А клялся, божился, эх!» Вспомнил вчерашнего друга – любителя яиц… Бобу стало противно. Почему-то красноярская Крыса вспомнилась, ее зазывной медовый голосок и ярый басовитый мат. Он передернулся от омерзения и отправился болтаться по городу. Началась пора томительных ожиданий. Боб едва стерпел до вечера. А вечером снова зарулил в знакомую столовую. Любитель яиц был уже там и, увидев Боба, кинулся навстречу. Он суетился вокруг, познакомил с двумя своими товарищами, угодливо подносил вино, философствовал, восхищался и трепался почем зря. Спутники его в унисон повторяли то же, а Боб не пьянел и с прежним чувством омерзения наблюдал за ними. Сегодня Бобу и говорить не хотелось. Он угрюмо молчал и пил.

Когда столовая закрылась, новоиспеченные друзья Боба вывели его на улицу и поймали такси.

– Теперь ко мне в гости! – объявил любитель яиц и широким жестом открыл дверцу.

Ездили где-то очень долго. Было совсем темно, когда они остановились и Боб рассчитался с безразличным таксистом, который укоризненно покачал головой и проводил его взглядом.

В хорошо обставленной квартире было уютно и тепло. Боба окружили заботой и вниманием. Советовались с ним по каким-то вопросам международной обстановки, наперебой угощали, но Боб только тяжело водил непослушными глазами и хмурился.

– Этот человек, – выступал с пафосом любитель яиц, – расскажет всему миру, что он не ханыга! Что он честный человек и великий труженик на благо нашего общества! Вы посмотрите, в каких невыносимых условиях он работает. В суровом сибирском климате, в грязи… Он пять лет не видел женщин! И мы, его верные друзья и поклонники, предоставим ему возможность испытать настоящую женскую ласку!

«Ах ты Крыса! – думал Боб. – До чего же ты противный. Эх, нет Семы. Я бы попросил его съездить тебе по роже. Нет! Я бы сам тебе дал. Сема еще и бить откажется, потому как сам любит выступать так же, как ты. И Припек тоже со своими стихами…»