— В другой раз приделаешь. Время час ночи.

Ну что, Оксана, говорю я, с Христичем спорить бесполезно — поедем теперь к нам зажигать. Ты только не пугайся, на чем мы сейчас поедем. — А что такое? — Да ничего, говорю, там просто стекла заднего нет: на прошлой неделе отстрелили. — Как отстрелили? — Поругался на дороге, столкнул в кювет. Пиф-паф! И нет стекла. — Ты не боишься с ним ездить? — Боюсь, а что делать…

Мы выходим из подъезда, Оксана видит христич-мобиль со следами минимум десяти столкновений и заметно бледнеет.

— Садись, садись, — говорю, — я его попрошу, чтобы он больше ста двадцати не гнал.

Оксана садится на заднее сидение и закрывает глаза.

— Спит? — шепчет Христич.

— Боится, — отвечаю я.

У Христича большая валкая «тойота», я, как обычно, восседаю на пассажирском сиденье слева от руля, смотрю на проносящиеся огни и думаю о том, как водит машину папа.

О том, что «опель» — говно машины, говорят все, кроме их владельцев, к которым относится и он.

Он хвалит. В доказательство приводит инцидент с бархатной погоней в Балашихе. («Ты и не заметила даже».)

Суть была в том, что папа кого-то обидел: попал задним колесом в выбоину (темная лесная дорога без фонарей) и облил грязью.

— И что?

— Хотели догнать — не догнали.

— А если бы догнали?

— Перегородили бы дорогу для выяснения; может, постреляли бы.

— Если бы хотели пострелять, они бы и так постреляли.

— Много ты постреляешь в форточку с левой руки на полном ходу?

И тут я поняла, почему Христич покупает только праворульные машины. А еще подумала, что с ним ничего на свете не страшно. Потому что он правильный пацан. Он то что надо.

Фамилию фотографа Кристиана Холмза наши почему-то транслитерировали с «з» на конце, хотя пишется она, как у Шерлока Холмса. Ну, Холмз так Холмз. С женой Элизабет Форд, дизайнером-полиграфистом, он прилетел из Оттавы на ежегодную киевскую фотоярмарку — супруги читали мастер-класс под названием «Зрительные образы». На Украину канадцев выписал русский журнал по цифровой фотографии. Объяснялось все просто: наш издательский дом имел приставку «International», а Кристиан и Лиза были постоянными авторами.

Расселяла сотрудников фирма UkraRent, через которую офис-менеджер Поля забронировала несколько квартир в центре города. В аэропорте делегацию встретил представитель компании и привел на парковку — был заказан трансфер. Там стояло несколько «наших» такси, но, как только мы подошли, выяснилось, что забронированные квартиры на Бессарабке заняты, а нам предоставят другие. Поля долго орала на агентов по мобильному, дамы переминались на каблуках, парни курили, а потом редакцию рассадили по машинам и отвезли кого куда.

«Фольсваген», в который села я, приехал на золотую милю и остановился у старинного розового дома с кариатидами. Нас было четверо. Мы вошли и ахнули: квартира оказалась царская. Просторная, отреставрированная хоромина с высоким потолком, кожаными диванами и дубовым паркетом. Класс! — сказали все хором. Поставили чемоданы, распахнули форточки, спустились за сигаретами и увидели город. Своим нижним концом улица Большая Васильковская упиралась в стеклянный з'aмок торгового центра и, свернув под тупым углом налево, сливалась с Крещатиком. Еще одна улочка, сопровождаемая чуть ли не по всей длине странным домом-гармошкой, сбегала от площади вниз. Вдали, как парус, виднелся новенький небоскреб офисного центра с огромным красным словом «Оренда».

— Похоже на Барселону, — сказал главный.

Мы почти забыли про работу. Мы наслаждались жизнью. Пили чай на огромном балконе и спали на мягких перинах. Смотрели из окна на угловой дом в стиле модерн — его темно-красную крышу венчала легкая башенка-шишка. Спускались по гулким ступеням, выходили на площадь за пиццей и коньяком… А спустя пару дней техред Сергеев начал приставать, что вот лучше бы канадцев сюда, гости все-таки, а нас — в их квартиру, мы привычные.

Привычные к чему? К загаженным подъездам и проссанным лифтам в советской панельной девятиэтажке с низкими потолками и крошечной кухней, к продавленным грязным матрацам… «Апартаменты» канадцев тоже были в центре, даже центральнее наших — на углу Крещатика и Тараса Шевченко; по-моему, это единственная панель на золотой миле Киева. В довершение всего перед домом, на оси бульвара, стоял бронзовый Ленин и заглядывал точно в окна квартиры Кристиана и Лизы, расположенной на четвертом этаже.

Памятников в Киеве полно: начиная от «ярма дружбы народов» и заканчивая Котом Пантелеймоном в парке напротив Золотых Ворот. Хмельницких аж несколько. Князь Владимир и Ярослав Мудрый. Зоя Космодемьянская и Княгиня Ольга. Архистратиг Михаил и полководец Щорс. Паниковский на Прорезной и комедиант Яковченко с таксой Фан-Фаном у театра Ивана Франко. Родина-мать и Леся Украинка, замыкающие с обеих сторон элитный район с частным сектором Междужопье, так как задницами друг к другу стоят. Даже Нос Гоголя есть.