Шрифт:
— Что ж…, отлично…
Я недоуменно посмотрела на папу. Сейчас его глаза горели ненавистью и злобой, превращаясь из всегда ясных в карие полные недовольства и презрения. Испуганно попятившись назад, я оперлась о стол, и в предвкушении чего-то плохого затаила дыхание. Какое наказание на сей раз, придумал мой отец?
— Иди в свою комнату, и больше не выходи из неё…
— С удовольствием….
– устало протянула я, и направилась вон из кухни.
— Никогда не выходи…
Я резко замерла и недоуменно покосилась на отца.
— В смысле?
— Ты выйдешь оттуда только тогда, когда я разрешу, а пока…, пока можешь побыть одна, как ты страстно желала…
— Но сейчас выходные?! Я два дня буду сидеть взаперти?!
— Даже больше милая…, в школу ты тоже пойдешь только с моего разрешения…
— Тоже мне, нашел наказание, оставлять ребенка дома, не пуская в школу! Это рай, папа…
— Значит, тебе должно понравиться…, а теперь…, иди, займи свой пост…
Я недовольно выдохнула, и нервно скрестила на груди руки. Вот уж не думала, что окажусь запертой в собственном доме!
«Вызов принят…» — обижено подумала я, и понеслась в свою комнату.
Я расстроено плюхнулась на кровать, и тяжело выдохнула, словно только что лишилась свободы на всю жизнь. Хотя, а вдруг это так? Вдруг папа больше никогда не разрешит мне выходить из дома?
Ну, нет…, это невозможно…
Пусть порой его методы воспитания жестоки, папа у меня самый добрый на земле. И вряд ли ему по душе ситуация, в которую мы попали…
Неожиданно дверь в мою комнату открылась, и внутрь прошла мама. Он медленно села рядом со мной на кровать, и усмехнувшись, вздохнула.
— Ты очень везучая…
— Неужели? А я-то думала, что тот факт, что я сама сдала себя минуту назад, опровергает это утверждение…
— Гарольд разрешил тебе выходить, но…
— Но? — удивленно протянула я.
— Но только в определенное время, и под его четким наблюдением…
— Я же не в тюрьме, почему со мной обращаются как с маленьким ребенком, не понимающим, как жесток мир вокруг? Я знаю, что всё плохо…, я знаю, что должна быть ответственной, серьёзной…
— И, тем не менее, ты ведешь себя совершенно по-другому…
— Но я, же подросток?! Чего вы хотели?
— Анна надо думать головой, а не разыгравшимися гормонами…
— Мам, я стараюсь, честно, просто трудно внушить себе в голову то, что в принципе не может быть реальностью…Полжизни я одна, а теперь…
— Ты всё та же Анна Локвуд, которой была раньше, просто с чуть-чуть изменившимся отношением к миру…
— С чуть-чуть?! — с сарказмом переспросила я и усмехнулась.
— Так…, с этого дня думай, что делаешь, договорились?
— Договорились.
— И не влезай туда, куда не надо! Люди и сами способны постоять за себя, поверь.
— Но Калеба били! Я не могла остаться в стороне…
— Посчитаем это исключением…
Я улыбнулась, и довольно захлопала ресницами.
— Единственным исключением!
— То есть это значит, что я могу пойти прогуляться? — осторожно поинтересовалась я, и мило выпучила глаза.
— Да…
Я резко подорвалась с кровати и побежала к выходу.
— Только не долго!
— Yes, mum…
Парк, по которому я шла, был старым, так как, был основан в 1736 году, и темным, из-за сплетенных между собой ветвей деревьев. Медленно переставляя ноги, я ритмично отбивала тихие стуки древними кедами, и, блаженствуя, дышала свежим воздухом, которого сегодня меня чуть не лишили. Погода стояла отличная…, ну, не совсем отличная…
Просто мне — девушке привыкшей к холодным морозным денькам, температура выше минус двадцати пяти казалась раем! Так что, радости моей не было предела. Почему-то именно сейчас я почувствовала свою прилежность к этому городу, этому парку, этому месту. Вокруг ветер играл с сухими листьями, подбрасывая их вверх и разбрасывая по неровной тропинке, а вдалеке слышался шум реки, соединяющей Интернешнл-Фоллс и Форт-Франсэз. Тихие голоса прохожих едва ли доносились до моего сознания, воспринимающего всё, что только можно, и я наслаждалась тем временем, которое могла провести спокойно, без ненужных происшествий.
Парк постепенно превращался в лес, обставляя тропинку со всех сторон мощными столетними дубами. Солнце едва согревало землю, свет становился мутным и серым…, приближался вечер….
Я уже собиралась разворачиваться к дому, когда заметила знакомое лицо.
Этот человек сидел на скамейке, рядом с огромной статуей взрослого волка. Архитектор явно был настоящим профессионалом, ибо ему удалось передать все тонкости изображения этого животного: и шерсть, и морду, и мускулистые лапы. А глаза…, эти глаза казались настоящими! И если бы мне довелось пройтись по парку ночью, я бы непременно перепутала этот взгляд, с взглядом живого серого волка.