Шарп привел «Троицу» на Хуан-Фернандес, подчинившись требованиям рассерженной команды. Разочарованные рейдом на Ла-Серену, буканьеры проголосовали провести на острове Рождество, подальше от постоянной угрозы мстительных испанских галеонов. Гектор гадал, откуда морякам известно об этом отдаленном гористом островке. Хуан-Фернандес лежал в четырехстах милях от побережья Южной Америки, а для всех, за исключением испанцев, Южное море оставалось не нанесенной на карты загадкой. Однако на борту «Троицы» нашлись люди, которые знали об этом унылом и редко посещаемом клочке земли, где можно найти пристанище. У Гектора возникла мысль, что в тавернах европейских портов и карибских гаваней, где обычно собираются моряки, они рассказывали друг другу об острове, на котором можно отдохнуть, набраться сил и отремонтировать корабль.

Когда серым ветреным днем в начале декабря «Троица» приплыла на Хуан-Фернандес, остров был необитаем. Но было очевидно, что люди его посещали, потому что кто-то завез сюда коз. Животные размножились, и одичавшие стада бродили по поросшему невысокими кустами каменистому нагорью. Козье мясо было куда предпочтительнее мяса котиков, поэтому Дан и второй оставшийся гарпунер, еще один индеец мискито по имени Уилл, на целые дни уходили с мушкетами на охоту и возвращались с козлиными тушами на плечах. Однако не кто иной как Жак обнаружил наиболее убедительные подтверждения того, что другие моряки высаживались на остров для отдыха. Вскоре после высадки он поспешно вернулся к товарищам, лучась от радости и демонстрируя пучок зажатых в руке листьев и стеблей.

— Приправы и овощи! — с радостью крикнул он. — Кто-то разбил здесь огородик и оставил все расти! Смотрите! Репа, салат-латук, всякая зелень!

Команда «Троицы» устроилась на островке быстро и с удобствами. Натянув запасные паруса на ветви деревьев, сделали палатки, смастерили решетки, на которых жарили нарезанную ломтиками козлятину и рыбу, наполняли кувшины пресной водой из ручья, протекавшего через каменистую россыпь и впадавшего в залив. На Рождество Жак приготовил на всю компанию громадное блюдо омаров, зажарив их над костром. Омары — Жак настаивал на том, чтобы их называли лангустами, — ползали на мелководье во множестве, и можно было, просто походив в холодной воде, собирать улов руками, по дюжине за раз. В качестве закуски буканьерам была предложена капустная пальма — тонко нарезанные полоски листочков нежной почки, срезанной с пальмовой макушки.

Однако атмосфера продолжала оставаться крайне мрачной и подавленной. Команда ворчала, что добычи совсем мало. Разграбление Ла-Серены принесло по весу едва ли пятьсот фунтов серебра, а его пришлось разделить почти на сто сорок человек. Команда считала, что это сущие гроши, не стоящие того риска, на который они пошли; ситуация усугублялась и тем, что многие из недовольных проиграли награбленное за долгие, скучные дни, проведенные в море по пути на остров. Когда «Троица» добралась до Хуан-Фернандеса, большинство картежников и игроков в кости практически оказались без гроша, и они злобно ворчали, что их надули, поглядывая при этом в сторону капитана Шарпа. Не в силах подкрепить свои подозрения, проигравшиеся все равно были уверены, что он как-то их одурачил.

Чтобы забыть о препирательствах и злобных нападках, ставших обычными в лагере, Гектор взял за привычку каждый день отправляться в длительные прогулки. От приятной долины, где устроили свое убежище моряки, в глубь острова, минуя сандаловые рощицы и заросли гвоздичного перца, круто взбиралась узкая козлиная тропа. Гектор обнаружил, что после долгих недель, проведенных на борту корабля, ноги быстро устают — крутой подъем и петляющая среди густого кустарника тропа предъявляли мускулам серьезные запросы. Мышцы ног ныли, а ему предстояло еще час упорно карабкаться вверх, чтобы добраться до гребня узкого хребта, где он любил проводить время, в тишине глядя на океан и созерцая волны. Сегодня утром ему нужно не задерживаться, потому что в полдень намечался общий совет экспедиции, и он хотел вернуться в лагерь вовремя, чтобы не опоздать на совет. На голосование собирались поставить касающиеся всех вопросы: продолжит ли Бартоломью Шарп быть командиром и — что не менее важно — куда, покинув остров, направится «Троица».

Взбираясь наверх, Гектор глубоко дышал. Местами кусты росли так тесно, что ему приходилось сквозь них продираться, и ветки цеплялись за одежду. Иногда он улавливал в воздухе отчетливый едкий козлиный запах, а однажды вспугнул маленькое стадо: три козла и столько же козочек резво побежали по тропе впереди своим причудливым семенящим шагом, а после свернули в заросли и в них исчезли. По мере подъема галдеж колоний котиков внизу становился все слабее. Изредка юноша останавливался и смотрел на залив, и с каждым разом «Троица» казалась все меньше и незначительнее, а потом тропа повернула, и галеона вообще не стало видно. Теперь он, считай, так же одинок, как если бы остался один во всем мире. Слева высилась наполовину скрытая облаками гора — темная широкая громада, напоминавшая гигантскую наковальню. Справа остров был мешаниной поросших густым лесом утесов и ущелий, отрогов и хребтов, которые под силу преодолеть разве что опытному охотнику.

Наконец Гектор добрался до цели своей прогулки, узкой седловины хребта, соединявшего гору-наковальню с лесистыми скалами, и присел отдохнуть. Гребень хребта был шириной в ярд-другой, и вид по обе стороны открывался изумительный. Склон перед Гектором резко обрывался крутой каменистой осыпью, и до самого горизонта расстилался кобальтовой синевой волнующийся океан. Юноша повернул голову в противоположную сторону, оказавшись лицом к солнцу, и гладь моря превратилась в громадную, сверкающую серебром простыню, по которой дрейфовали темные тени, отбрасываемые облаками. Все казалось далеким-далеким, и высокий хребет был открыт ветру, что проносился мимо, закруживая над вершиной каменистого клочка суши.

Гектор сидел, обхватив руками колени, с подветренной стороны и глядел в море, стараясь ни о чем не думать, погрузившись в безбрежность открывшейся перед ним громадной панорамы.

Он сидел безмолвно и неподвижно, должно быть, минут пять или десять, когда вдруг заметил, что мимо, промелькнув в воздухе, пронеслось какое-то черное пятнышко. Сначала возникла мысль, что это какой-то обман зрения, и юноша поморгал, затем протер глаза. Но странное явление продолжалось: непонятные крошечные объекты вылетали из-за кромки каменистого обрыва позади, двигаясь так быстро, что невозможно было их разглядеть, и мгновенно исчезали, приземляясь куда-то на склон впереди. Гектор сосредоточил взгляд на зарослях кустов несколькими шагами ниже того места, где сидел. Кажется, именно там пропадали эти летающие точки. Продолжая сидеть, он осторожно наклонился вперед, скользнул ближе к кусту, заглянул за край скалы. Мимо пролетела очередная точечка, причем так близко, что юноша явственно ощутил щекой дуновение воздуха, а кожи что-то коснулось, словно бы кисточкой мазнуло. Таинственное нечто исчезло из вида так стремительно, что все равно не удалось понять, что это такое. Он предположил, что это какое-то летающее насекомое, возможно, кузнечик или цикада. Подобравшись к кусту на расстояние вытянутой руки, Гектор замер в ожидании. И вот снова — нечто темное стремительно взлетело у него из-за спины, на миг зависло в воздухе, а потом резко нырнуло в переплетение ветвей. Теперь Гектор понял, что это такое: крошечные птички, размером не крупнее его большого пальца.