Как о чем-то общепринятом пишет Августин об отвержении церковным сознанием реинкарнационной утопии Оригена – «Ориген полагал, что даже сам диавол и его ангелы после более продолжительных и тяжких наказаний сообразно заслуженному будут освобождены от этих мук и присоединены к святым ангелам. Частию за это, частию за что-то другое, в особенности за мнение о беспрестанно чередующихся блаженствах и злополучиях и бесконечно повторяющихся через определенные промежутки веков переходах и возвратах от блаженства к злополучиям и наоборот, Ориген был отвергнут церковью не незаслуженно» (О граде Божием. XXI, 17).

Преп. Викентий Лиринский († до 450 г.) не узнавал учения Церкви в философии Оригена: «Таким вот образом столь выдающийся Ориген, безрассудно злоупотребив благодатью Божией, чрезмерно понадеявшись на свой талант и посчитав себя самодостаточным, пренебрегая древней простотой христианской религии и думая, что он проницательнее всех, отвергнув церковную традицию и мудрость древних и объяснив по-новому некоторые места из Священного Писания,.. имел грех незаметно и постепенно увести преданную ему Церковь от старой веры к новому ложному учению» 1346 .

Вообще же «на протяжении V века о каких-либо дискуссиях, связанных с учением Оригена, почти не слышно. Только эпизод с неким Феодором Эгейским, о котором повествует в своей „Церковной истории“ Захарий Ритор (ок. 440 г.), и утерянное сочинение Антипатра Бострийского „Опровержение Апологии Евсевия Кесарийского в защиту Оригена“, датируемое примерно 440 г., свидетельствуют о том, что они не закончились, а лишь исчезли с поверхности церковной жизни, подспудно тлея в глубине ее. С новой силой эти споры вспыхнули лишь в первой половине VI века» 1347 .

Причем возникновение оригенистских споров в начале VI столетия вызывается не внутренним ходом церковной мысли, а влиянием на нее извне. Возбудитель этих споров сириец Стефан бар Судаили свои идеи получил не из церковных источников, а от «еретика псевдогностического толка Иоанна Египтянина» 1348 . Как и следовало ожидать, гностицизм рождается от гностицизма, а не от христианства.

Была ли при этом хоть какая-то зримая цепочка от египетских гностиков III века к Иоанну Египтянину VI столетия – неизвестно. Как мы помним, гностицизм не нуждается в зримой исторической преемственности. Духовные болезни могут возобновляться. В каком бы веке человек ни заболел гордыней – он быстро придет к мысли о своем равенстве со Христом. Оригенисты VI в. называли себя «исохристами» – равными Христу. И отсюда как раз и видно, что их связь с Оригеном, у которого нет и тени такой мысли, была не необходимой. Стефан бар Судаили строит свою концепцию на типично оккультном тезисе: «всякое естество соприродно Божественной сущности» 1349 , то есть на пантеизме. Но у Оригена неоднократно высказывается совершенно противоположная (и вполне христианская) мысль о том, что благодать даруется Богом для того, чтобы существа, которые по собственной сущности не являются святыми, делались святыми по причастию этой благодати 1350 .

Псевдо-оригенисты VI века полагали себя святыми по своей собственной природе, в то время как Ориген прямо писал, что «непорочность никому не принадлежит субстанциально, кроме Отца, и Сына, и Святого Духа, и святость во всякой твари есть случайное свойство» (О началах. 1, 5, 5).

Итак, оригенизм VI века, осужденный Константинопольским собором, берет свое начало не из предшествовавшей церковной традиции, и даже не из Оригена. Нецерковный по своему происхождению и настрою гностицизм сделал еще одну попытку подчинить себе Церковь. Та вероучительная система, с которой боролся Ориген при жизни, после его смерти попробовала использовать его имя в качестве «внешнего щита». Увы, логика борьбы потребовала от православной стороны разбить этот «щит».

Из приведенного выше материала следуют пять важных выводов:

Во-первых, за исключением ранней книги Оригена «О началах», ни в одном из исповеданий веры кафолической Церкви I-VI веков, ни у одного из учителей Церкви не было концепции реинкарнации.

Во-вторых, в святоотеческих текстах древности встречаются ясные возражения против идеи реинкарнации.

В-третьих, никогда эта полемика не дает оснований заключить, что речь идет о богословской дискуссии между самими христианами: вплоть до начала оригенистских дискуссий VI столетия упоминания о реинкарнации всегда встречаются в контексте полемики с язычниками и гностиками – что свидетельствует об отсутствии этой доктрины в собственно христианской среде.

В-четвертых, сама редкость этих возражений показывает, что эта тема не представляла пастырского интереса для церковной иерархии. Реинкарнация в их глазах выступает как курьезный миф, доживающий свой век за пределами церкви, но не как богословская школа (пусть даже и подозреваемая в ереси) в рамках самой Церкви.

В-пятых, из язычества, а не из самой Церкви приходит оккультная эсхатология в церковную жизнь VI века.

Теперь снова вспомним о том, что, с точки зрения теософов, “доктрина о перевоплощении была отменена лишь в 553 году по Р. Хр. на Втором Константинопольском Соборе” 1351 .

В этой фразе Е. Рерих все – ложь. Не было в христианстве “доктрины о перевоплощении” до VI века. А на Втором Константинопольском Соборе (Пятом Вселенском) эта доктрина не только не была “отменена”, но она даже не обсуждалась и не осуждалась. Не обсуждался на Соборе и вопрос об Оригене. В послесоборных посланиях, которыми участники Собора извещают отсутствовавших епископов о происшедшем, нет никаких упоминаний об осуждении Оригена, оригенизма и теории переселения душ 1352 .