И это отнюдь не рядовое отношение между учителем и учеником. Никакой учитель не притязал столь всецело на власть над душами и судьбами своих учеников: «Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Мф. 10,39).

Даже на Последнем Суде разделение производится по отношению людей ко Христу, а не просто по степени соблюдения ими Закона. «Что Мне сделали…» – Мне, а не Богу. И судья – это Христос. По отношению к Нему происходит разделение. Он не говорит: «Вы были милостивы и потому благословенны», но – «Я был голоден и вы Мне дали есть».

Для оправдания на Суде будет требоваться, в частности, не только внутреннее, но и внешнее, публичное обращение к Иисусу. Без зримости этой связи с Иисусом спасение невозможно: «Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным» (Мф. 10,32-33).

Исповедание Христа перед людьми может быть опасно. И опасность будет грозить отнюдь не за проповедь любви или покаяния, но за проповедь о Самом Христе. «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня (Мф. 5,11). «И поведут вас к правителям и царям за Меня» (Мф 10,18). «И будете ненавидимы всеми за имя Мое; претерпевший же до конца спасется» (Мф 10,22).

Соответственно – «Блажен, кто не соблазнится обо Мне» (Мф 11,6).

И обратное: «кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает» (Мф 18,5). Здесь не сказано «во имя Отца» или «ради Бога». Точно так же Свое присутствие и помощь Христос обещает тем, кто будут собираться не во имя «Великого Непознаваемого», но во имя Его: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф 18,20).

Более того, Спаситель ясно указывает, что именно в этом и состоит новизна религиозной жизни, привнесенная им: «Доныне вы ничего не просили во имя Мое; просите, и получите, чтобы радость ваша была совершенна» (Ин. 16,24).

И в последней фразе Библии звучит призыв: «Ей! гряди, Господи Иисусе!». Не «Прииди, Истина» и не «Осени нас, Дух!», но – «Гряди, Иисусе».

Столь же христоцентрична и вся Нагорная проповедь: от своих первых слов – до последнего вопроса недоумевающих слушателей. Ее главный мотив: «Кто Сей, что говорит так?».

Присмотримся повнимательнее к главной, «Нагорной» проповеди Христа. В ней есть три основные части – «заповеди блаженств», беседа о законе Моисеевом и притчи.

И каждая из них ставит в сознании слушателей вопрос о том, кто же Христос.

Едва ли не самая загадочная фраза Евангелия («блаженны нищие духом») становится гораздо яснее, если ее рассматривать в христологическом контексте.

Сам Христос не дает никакого толкования образа «духовной нищеты». Обращается же Он к тем, кто Матфеем именуется ohlous, т. е. «толпа», «простолюдины».

То, что Христос не дал разъяснения «заповедей блаженств» (как Он дал толкование притчей в конце беседы); то, что Христу была заведомо известна богословская неподготовленность слушателей, а также то, что у них не возникло недоумений при начале проповеди, наводит на мысль, что первые образы Нагорной проповеди просто не нуждались в толковании и были понятны сразу, сходу.

Кроме того, начальные слова любой проповеди должны быть ясны и в то же время должны обладать некоей особенностью, которая привлекала бы к ним внимание. Это позволяет предположить, что ключевое слово в начальной фразе заповеди Блаженств было хорошо знакомо и понятно слушателям, было своего рода «идиомой», символом, смысл которого ясен современникам без дополнительных пояснений.

Это ключевое слово – «нищие духом». У Луки в греческом оригинале стоит в большинстве списков просто «нищие». Возможно, что изначально так и было в проповеди Христа, и лишь затем – для пояснения этого выражения людям, для которых смысл слов Христа уже переставал быть прозрачным, например, обратившимся язычникам – было добавлено «духом».

Собственно, слово «духом» здесь вспомогательное, сугубо служебное. Оно играет приблизительно ту же роль, что в иконографии крылья у ангелов. Крылья – знак отрицания плоти, материальности, видимости, буквальности: хотя ангел и изображается в виде человека, юноши, крыло подсказывает, что это лишь некая неизбежная условность, а на самом деле телесность ангелам не присуща.

Также и добавление к «нищим» «духа» сделано, чтобы сразу отсечь ненужные толкования: речь не идет о нищих как о социально-экономической группе 1553 . Подсказка Матфея заставляет присмотреться к самому слову «нищие» как термину, имеющему свое собственное духовно-религиозное содержание, то есть входящему в израильскую религиозную традицию.

Для понимания начала Новозаветной проповеди надо услышать ветхозаветное звучание слова «нищий», которое было знакомо даже самым простым из слушателей Христа – людям, жившим в атмосфере Ветхого Завета.

«Вы посмеялись над мыслью нищего , что Господь упование его» (Пс. 13,6). «Господи! Ты слышишь желания смиренных » (Пс. 9,38); «И будет Господь прибежищем угнетенному» (Пс. 9,10); «Блажен человек, который на Господа возлагает надежду свою… Я желаю исполнить волю Твою, Боже мой, и закон Твой у меня в сердце… Я же беден и нищ , но Господь печется о мне» (Пс. 39,5; 9;18). «Он избавит нищего , вопиющего» (Пс. 71,12); «О мне толкуют сидящие у ворот, и поют в песнях пьющие вино. А я с молитвою моею к Тебе, Господи; по великой благости Твоей услышь меня… я беден и страдаю; помощь Твоя, Боже, да восставит меня» (Пс. 68, 13-14,30). «Ты был убежищем бедного, убежищем нищего в тесное для него время» (Ис. 25,4). «Не навсегда забыт будет нищий , и надежда бедных не до конца погибнет» (Пс. 9,19). «И буду пасти овец, обреченных на заклание, овец поистине бедных... И возьму жезл Мой – благоволения и переломлю его, чтобы уничтожить завет, который заключил Я со всеми народами. И он уничтожен будет в тот день, и тогда узнают бедные из овец, ожидающие Меня , что это слово Господа» (Зах. 11,7-10).