Всю свою творческую жизнь полемизировал с теософией католический писатель Честертон. «Недавно миссис Безант в увлекательном очерке объявила, что есть только одна подлинная религия, все остальные – ее отражения или искажения. Единая вера миссис Безант – это доктрина единой личности: все мы – один человек, и нет стен, ограждающих индивидуальность. Безант не учит нас любить своих ближних – она хочет, чтобы мы стали своими ближними. Никакая теория не вызывает у меня более яростного протеста, чем эта. Я хочу любить ближнего не потому, что он – я, а именно потому, что он – не я. Я хочу любить мир не как зеркало, в котором мне нравится мое отражение, а как женщину, потому что она совсем другая. Если души отделены друг от друга – любовь возможна. Если они едины – любви нет. Человек любит себя, но он не может в себя влюбиться, а если бы смог – занудный вышел бы роман… Христианство велит детям любить другу друга, а не взрослому любить самого себя. Вот пропасть между буддизмом и христианством: буддисты и теософы считают, что личность недостойна человека, христианин видит в личности высший замысел Бога. Мировая душа теософов требует любви от человека, растворенного в ней. Но божественное средоточие христианской веры выбрасывает человека вовне, чтобы он мог любить Бога. Восточный бог – это гигант, вечно ищущий свою ногу или руку. Ни в какой другой философии бог не радуется распадению мира на живые души, но для католика отделение Бога от человека свято, потому что оно вечно. Чтобы человек любил Бога, нужен не только Бог, но и человек. Все туманные теософы, верящие в нерасчлененность мира, отшатываются от потрясающих слов Сына Божьего: „Не мир Я принес, но меч“» 1720 .

Вот суждение экуменического христианского семинара, в котором принимали участие и православные, и католики, и протестанты: «Религиозные общины имеют право выражать свой протест в тех случаях, когда авторитет их основателей или учителей используется для такой реинтерпретации основополагающей Вести, которая по сути своей с нею несовместима. Например, мы, христиане, выражаем свое возмущение теми интерпретациями Евангелия и христианства, которые предлагаются в оккультно-теософских системах и утверждаем, что идея близости этих эзотерических доктрин к Евангелию есть лжесвидетельство. Мы, христиане разных конфессий и разных стран, люди, знающие христианство не извне и имеющие серьезный опыт знакомства с иными религиями, свидетельствуем, что любая попытка создания „синкретической мировой религии“ есть не что иное, как антихристианская инициатива. Мы предупреждаем о том, что если какая-то религиозная или „культурологическая“ группа говорит о себе, что она нашла путь к синтезу всех мировых религий, к объединению христианства с каким-либо восточным или „эзотерическим“ культом – это явный признак того, что перед нами отнюдь не „всепримиряющее учение“, а очередная секта, которая пытается насадить тот или иной псевдовосточный культ под маской симпатии к христианству. Мы обращаем внимание на недобросовестность пропаганды проповедников синкретических сект, воинственно требующих терпимости. Объявляя невежественным и необразованным фанатиком любого человека, не согласного с их доктриной, зачастую считая, что между их адептами и оппонентами лежит расовая пропасть, они постоянно обвиняют в нетерпимости и сегрегационизме христиан. Заявляя о себе как о носителях „широкого взгляда на мир“, они никогда не признают права христиан оставаться просто христианами. Отказ христианина поклониться „эзотерической доктрине“ – что просто невозможно сделать, оставаясь верным духу и букве учения Христа – они немедленно характеризуют как „средневековую нетерпимость“, „фанатизм“ и т. п., уверяя, что подобного рода людям нет места в новом мировом порядке, на утверждение которого направлены эти культы. Мы не можем молчать и перед лицом активного антихристианского движения, включающего в себя теософию, антропософию, „Живую этику“ Рерихов и культы „New-Age“. Распространение Агни Йоги Рерихов в России, происходящее с поддержкой государственных лидеров и структур, вызывает нашу тревогу. Со всей ответственностью мы свидетельствуем: учение Рерихов – это религиозная секта не только не совместимая с христианством, но и прямо ему враждебная» 1721 . В христианском семинаре, принявшем 20 мая 1994 это Обращение, участвовало 227 человек. Они представляли Вселенский патриархат (Константинополь); Антиохийский патриархат; Русскую Православную Церковь; Элладскую Православную Церковь; Православную Церковь в Америке; Римо-Католическую Церковь; евангельских христиан России; епископальную Церковь Германии; лютеранскую Церковь Германии; лютеранскую Церковь Дании; лютеранскую Церковь Финляндии; методистскую Церковь; Церковь Англии (англикане); пресвитерианскую Церковь. Среди участников семинара – граждане России, Белоруссии, Бельгии, Ватикана, Великобритании, Германии, Греции, Дании, Италии, Казахстана, Литвы, Польши, США, Украины, Финляндии.

У христиан есть поводы для дискуссий между собою. Но отношение к теософии и оккультизму у нас единое.

Протестантский мир сам по себе также достаточно энергично реагирует на теософскую проповедь 1722 . Вот мнение одного из протестантских сектологов: «Темпы распространения теософии, похоже, значительно ниже, чем в 20-е годы, и можно надеяться, что сложность и элитарность терминологии путаного богословия сделает ее еще менее эффективной в век, когда точность определений, наконец, обретает должное значение. Чтобы быть христианином, человек должен следовать Священному Писанию. Теософия же не отвечает этому требованию и должна рассматриваться как антихристианское учение. Теософия называет себя всеобщей мировой религией, имеющей собственную, отличную от других природу. Но любое внимательное изучение ее эклектического происхождения открывает, что она многое взяла из легко узнаваемых источников» 1723 .

Занятно, впрочем, что там, где русские философы видели примитивность, там протестантские проповедники увидели «элитарность»…

Я бы затруднился определить конфессиональную принадлежность Альберта Швейцера. Скорее это либеральный протестантизм. Но теософская переинтерпретация христианства не вызывала в нем никакого сочувствия. «Теософия, которая в своем стремлении создать единую религию пытается свести воедино индийское и христианское благочестие, сталкивается с трудностями, так как эти образы благочестия всецело различны. Поэтому теософия обычно жертвует христианством в пользу индийских идей; христианство же она использует только для того, чтобы придать им более сильную этическую окраску» 1724 .

Такова оценка «религиозной философии» Блаватской и Штейнера христианами самых разных направлений. Вряд ли Рерихам удалось покорить философские вершины, не взятые их учителями, и избавить теософию от антихристианского душка и от тех философских недостатков, о которых говорили вышецитированные авторы.

Я не буду специально говорить об общественной деятельности семьи Рерихов. Рериховский «Пакт мира» вызвал самые позитивные отзывы весьма уважаемых людей. И все же еще при жизни Рериха была подмечена одна странность в его поведении. Призывая защищать мировую культуру, он почему-то с 1921 года не возвышал своего голоса против уничтожения русской культуры… Это обстоятельство послужило причиной появления в июне 1935 года статьи «Пакт Рериха или несколько вопросов акад. Рериху и членам Комитета Пакта Рериха», опубликованной в эмигрантской печати. В ней, в частности, говорится: «В тот самый момент, в конце 1929 года, когда Пакт получил высокую санкцию и вошел в европейскую жизнь, по советской России прокатилась страшная варварская волна разрушения памятников старины и искусства. В 1929-31 гг. у России отбирались последние национальные сокровища истории и свозились или на свалки, или на иностранные базары. Скандалы происходили в Голландии, в Швейцарии, в Англии, во Франции, общественные круги большей части мира отказывались покупать награбленное, купцы и коллекционеры бойкотировали коммунистические аукционы, составленные из национальных сокровищ российского искусства, протестовали сами музеи, университеты, эмигрантские организации. Не возмущались нигде только представители Пакта Рериха, не протестовал нигде только сам академик Рерих, не организовывал выступлений в защиту сохранения русских памятников заграницей только комитет Пакта Рериха. Это молчание по самому острому вопросу, чрезвычайно близкому для всей деятельности Рериха за последние годы, является не только странным, но и зловещим» 1725 .

В этом суждении есть односторонность. Неправда, что Рерих и его окружение никак не реагировали на вести из Советского Союза. Своим авторитетом Рерихи активно защищали добивание прежней России. Так, по представлению Е. Рерих, СССР обвиняют лишь «люди смотрящие из колеи старого мышления и потому не понимающие размаха совершающегося сдвига» 1726 . Или: «В стране сейчас школа миллионов – поднятая целина. Трудно передать, как захватывающе это подмечание нового, пусть и не каждый день. Все полны искренней наивысшей жажды жизни… Устремление к знанию есть величайший стимул. Будем радоваться!» 1727 . Стоит отметить, что это письмо от 14.8.1936. Сегодня рериховцы пробуют объяснить большевизанство Рерихов тем, что они надеялись оказать влияние на советских вождей (для чего Николай Константинович и привез им «Письмо Махатм»), но им это сделать не удалось, тогда начался террор, и Рерихи отмежевались от сталинизма… Но от большевистской краски Рерихов не отчистить. Не только до «ежовщины» или во время ее они защищали большевизм, но и потом, когда большевизм, уничтожающий всякую национальную культуру, начал распространяться за пределы Советского Союза: «Страх перед Новым навеян недругами, боящимися расцвета нашей мощной страны. Но ярая справится со всеми врагами, ибо стремится к Общему Благу. Ярая страна являлется страною Братскою, всем существом стремящейся к Новому Строительству, и показала это на яром примере оказания помощи Новому Китаю и др. народам Востока» 1728 . Это письмо от 7 декабря 1954 года. «Ярое» письмо…

Что же касается молчания Н. К. Рериха по поводу разрушения русской культуры, то у него были не только идеологические основания. Просто у него шла своя игра с Коминтерном 1729 .

О вкладе же Рерихов в созидание культуры (а не просто в ее защиту) сам я говорить не решаюсь. В конце концов, «на вкус и цвет товарищей нет». Лично мне, например и живопись Н. Рериха кажется чужой: холодной, бесчеловечной, безблагодатной. На мой вкус, свет, которым пронизаны его полотна – это не теплый свет Евангелия, это действительно ледяное излучение космоса. То, что с помощью художественной техники, которую использует Н. Рерих, можно изображать совершенно иной мир – показал позднее Сарьян… Но это – вопрос вкуса, вопрос ощущения…

Однако человек, несомненно, более меня одаренный художественным переживанием мира, дал близкое описание рериховского мироздания. Не критику, нет, просто описание: «Растительное царство загадочно чуждо творчеству Рериха. Деревья на его картинах встречаются лишь в форме грубо отесанных бревен, из которых сложены срубы городищ и построены остроконечные частоколы, похожие на оскаленные зубы, или в форме тяжеловесных, богато и грубо раскрашенных кораблей, напоминающих хищных земноводных. На земле Рериха так много камней и так мало почвы, что дереву негде там вырасти. Он, действительно, художник каменного века, потому, что из четырех стихий он познал лишь землю, а в земле лишь костистую основу ее – камень. Пред его картинами невольно вспоминаются все кельтские предания о злых камнях, живущих колдовской жизнью… И во всем остальном растущем, поющем, сияющем и глаголящем мире Рерих видит лишь то, что есть в нем слепого, немого, глухого и каменного. Небо для него становится непрозрачным камнем, докрасна иногда во время закатов раскаленным, и под тускло-багровым сводом он мечет тяжкие каменные облака… И не только воздух, деревья, человека и текущее море видит Рерих каменными – даже огонь становится у него едкими зубцами желтого камня… И люди, животные видимы для него лишь с точки зрения камня. Поэтому у его людей нет лица. Так бывает, когда проходишь по музею оружия среди кованых доспехов, хранящих подобие человека… У Рериха нет людей – есть лишь ризы, доспехи, звериные шкуры, рубахи, порты, высеченные из камня, и все они ходят и действуют сами по себе. Нет ни лица, ни взгляда… Ужас зияющей пустоты есть в этом отсутствии лика» (Максимилиан Волошин) 1730 .