— Подолянка. Красиво, не правда ли?

— Гарно, — равнодушно кивнул Бес. И опять взялся за свое: — Кто-нибудь подтвердил вам, что эта девица и есть Мавка?

— Судя по тону, вам это псевдо знакомо, — чутко поймала новые нотки Галя.

— Да, — признался Бес. — Такой курьер у Рена, насколько я помню, был. Куренной Мавкой очень дорожил. Настолько, что держал подальше от всех своих дел.

— Он ей не доверял? — спросила Галя.

— Мавка была любовницей Рена, — сказал Бес.

Референт службы безпеки вел разговор с тем сосредоточенным вниманием, с каким охотник берет на мушку дичь.

— Ну и что? — Галя не понимала, почему такие интимные подробности должны их интересовать. — Кстати, я в этом и не сомневалась.

— Значит, человек она особо проверенный.

— Ничего это не значит, — неожиданно заупрямилась Галя, — когда девушку в постель тащат, редко спрашивают, какие взгляды она разделяет.

— Знаете по собственному опыту?

Было это сказано грубо, будто пощечину Бес влепил.

— Ой, советую вам со мной не ссориться, — нараспев проговорила Галя. — Я обид не забываю…

— Выбачайте. У меня просто плохое настроение.

— Совсем не обязательно переносить его на других. Легкая перепалка несколько отвлекла их от основной темы.

— Все-таки настаиваю: вам следует познакомиться с Мавкой. Если со мной что-нибудь случится — она меня заменит.

— Згода, — наконец согласился Юлий Макарович. — Но не у меня дома. Пусть приходит завтра, скажем, в шесть вечера, к драматическому театру. Ее спросят: «Нет ли лишнего билетика?»

— Не пойдет, — отвергла пароль Галя. — У всех будут спрашивать, нет ли лишнего билета… Так легко нарваться на случайность. Пусть тот, кто придет на встречу, будет с томиком Леси Украинки в правой руке.

— Хорошо.

— Спросить он должен следующее: «Извините, спектакль начнется вовремя?» Леся ответит: «Наверное, для опозданий нет причин». Ясно?

Обмен паролями состоялся, и Леся ждала распоряжений. Несомненно, пришел тот, кто был ей нужен: томик Леси Украинки в руке, в условных фразах каждое слово на месте.

Связник Беса был солидным, среднего возраста мужчиной, по виду — служащий какого-нибудь нешумного, но уважаемого учреждения. Он неспешно расспрашивал Лесю о житье-бытье, и со стороны могло показаться, что встретились давние знакомые.

Леся, одним взглядом окинув посланца Беса, проявляла теперь к нему тот интерес, который диктовался обстоятельствами встречи у театра: слегка кокетничала, отвечая на вопросы, улыбалась доверительно и чуть обещающе.

— На спектакль мы, наверное, не попадем? — спросил связник. Себя он попросил называть Павлом Романовичем.

— Сложно с билетами, — безмятежно улыбаясь, ответила Леся.

Она без труда узнала в Павле Романовиче помощника Беса, который приходил «снаряжать» хозяйку хаты Гали Шеремет к сыну, — Галя подробно описала ей внешность этого хозяйственного, неторопливого агента.

— Мы не будем очень огорчаться? — Павел Романович тоже приятно улыбался.

— Невелика беда — вечер сегодня чудесный.

— То, может, погуляем?

— Охотно, время у меня есть.

Он повел ее в тихий переулок, подальше от людной площади. В переулке было пустынно. Леся почувствовала себя неуютно. Потом сообразила, что здесь они не особенно заметны со стороны: над тротуаром нависли ветви сирени, вишен и яблонь, разросшихся в палисадниках у домов, кустарники и деревья образовали густую тень, укрывающую прохожих.

Шли от дома к дому, из одной тихой улочки в следующую. Павел Романович сосредоточенно молчал; казалось, он забыл о своей спутнице. Леся вскоре заметила, что вот так, переулками, они приближаются к дому, в котором она жила. Заметила это и забеспокоилась.

— Куда вы меня ведете?

— Бее узнаете в свое время, — невозмутимо бросил Павел Романович.

Спрашивать таких, как он, о чем-либо было бесполезно — Леся хорошо это знала.

— Скоро?

— Почти пришли.

Они стояли у Лесиного дома — приземистого, казенного типа четырехквартирного здания. Дом был унылым — облупившиеся стены, четыре крылечка — по числу хозяев — прилепились к «парадной» стене. Казарменный вид дома немного скрашивали палисадники, часто засаженные кустами сирени. Но сейчас листья уже облетели, и тоненькие ветви сиротливо тянулись к маленьким окнам. Стемнело, и только над одним крылечком горела лампа под металлической тарелкой. Дом чуть виднелся в сумерках, казался пустынным.