Во всех приказах и распоряжениях сверху донизу повторялось: время начала отхода войск (кроме 22-й и 29-й армий) — в ночь с 5 на 6 октября. Авторы большинства публикаций так и считают — войска распоряжения получили 5 октября, отход начали в ночь на 6-е. В уже упоминавшейся статье от имени генерала Лукина также утверждается:

«Только 5 октября было приказано отвести войска. К исходу этого дня 19-я армия получила приказ отойти на рубеж реки Днепр. Отход предстояло согласовать с 20-й армией, находившейся слева, и с группой Болдина. <…> В ночь на 6 октября армия начала отход, прикрываясь арьергардами» [56]. Ну не мог этого написать командарм, который, работая над воспоминаниями, пользовался соответствующими документами. В архиве хранится его приказ № 067 от 6.10.1941 г., КП — 1 км южнее свх. Неелово:

«1. Пр-к к 18.00 5.10 тремя пд с танками овладел р-жом Бердяево, Слащево, свх. Неелово, мотополком с эскадроном конницы занял ст. Яковская.

2. Справа — группа Болдина, левофланговая 127 тбр предположительно свх. Победа (7 км вост. Яковская)». Далее командарм поставил задачи соединениям армии на оборону. В частности, 166-й сд с 120-м и 596-м гап приказано закрепиться на участке Новосели, Шамово, Ковшики, не допустить прорыва в направлении Матвеенки, Власково и со стороны Кашина на Медведево. В армейский резерв он назначает 89-ю и 244-ю сд и 127-ю тбр. КП с 8.00 6.10 — лес 1 км западнее Семеновщина. Более того, в архиве есть и его донесение, в котором сказано, что приказ на выход армии за р. Днепр получен в 4 часа 6 октября. И армия начала отход только в 10 часов 6 октября. Мы еще вернемся к этому донесению.

Так что те, кто готовил статью к публикации в «Военно-историческом журнале», перестарались. Они не учитывают, что на организацию отхода частям, находящимся в непосредственном соприкосновении с противником, требуется время, и немалое. Для большинства командиров соединений и частей новая задача, полученная только 6 октября, оказалась неожиданной. Это, прежде всего, касалось дивизий первого эшелона, которые вели оборонительные бои на участках, где целостность фронта не была нарушена (20-й и переданных ей соединений 16-й армии). Скрытно вывести главные силы из боя — весьма непростое дело. Противник всеми средствами отслеживал признаки подготовки русских к отходу, чтобы немедленно перейти к преследованию. Хорошо, если части получили предварительные распоряжения. Тогда они могли использовать для этого ночное время. Поэтому к исполнению приказа фронта соединения и части смогли приступить только в первой половине дня 6 октября и даже позже.

К организации и планированию отхода со стороны штаба фронта можно предъявить много претензий, тем более что Конев о возможности его стал думать уже 4 октября. Спасти положение мог только быстрый и организованный отход. Но в отданных распоряжениях и приказе не были определены способ отхода и сроки выхода и занятия обороны на новых рубежах. Поэтому начальники штабов не могли рассчитать темп отхода, а от этого многое зависело. Судя по всему, командующих армиями, не говоря уж о командирах соединений, об обстановке в своем тылу информировали не в полной мере. Они не знали обстановку за пределами своей полосы обороны и у соседей и плохо представляли степень опасности в связи с глубоким прорывом противника и возможностью выхода его на пути отхода. В противном случае командармы в предвидении возможной встречи с противником выслали бы передовые отряды, обеспечив их транспортом. Поэтому Ершаков не принял соответствующих мер по ускорению отхода. Спасать надо было не колхозный скот, а людей, вооружение и боевую технику.

Немецкая пехота на марше

Не были согласованы по времени и действия войск при отходе соседних 19-й и 20-й армий. Они практически начали отход одновременно, хотя соединения генерала Ершакова находились намного западнее 19-й армии. Им до конечного рубежа отхода — р. Днепр — предстояло пройти намного больший путь, по прямой — 50–55 км. Соединения армии Лукина удерживали рубеж, вытянутый с запада на восток. Только частям западного фланга армии надо было пройти 40 км, остальным — намного меньше. Судя по всему, Лукину удалось согласовать отход только с Болдиным, части которого отбивали попытки противника наступлением с севера перерезать пути отхода. К сожалению, порядок отхода не был согласован и с командованием Резервного фронта, особенно маршруты движения соседних армий — 20-й и 24-й. Установить новую разгранлинию между фронтами оказалось недостаточным. Позднее при отходе этих армий это привело к печальным последствиям.

В своих воспоминаниях Лукин пишет, что впоследствии его многие спрашивали, в частности, на конференции в ЦДCA, посвященной этим боям, почему он не отступил своевременно. «Выступавшие даже упрекали в этом. И тогда, в октябре 1941 года, я был уверен, что поступал правильно, и по прошествии многих лет, анализируя события прошлого, я вновь убедился в правоте своих действий в тот период. Не отступал я потому, что чувствовал поддержку и поощрение фронта (связь с командующим держалась непрерывная), меня ставили в пример, да и необходимости отступать не возникало, тем более что на это не было приказа (выделено мною. — Л.Л.). Это с одной стороны, а с другой — отступать мы уже не могли. Если войска покинули бы позиции и без боев двинулись походным порядком, то моторизованные части фашистов нагнали бы их, расчленили и разбили» [56].

М.Ф. Лукин преувеличивает опасность неотступного преследования противником с фронта и, главное, противоречит сам себе — своему же донесению о том, что отход армии был проведен вне воздействия наземного противника (но участники конференции о нем не знают). Немцы, вне всякого сомнения, стремились сорвать планомерный отход главных сил русских, прежде всего, действиями своих подвижных соединений, осуществляющих охват, а также ударами авиации. Пехота вермахта не намного превосходила наши стрелковые соединения в подвижности. Ее подразделения совершали марш, как правило, пешим порядком [172] . Во всяком случае, пехотные дивизии противника, ведущие фронтальное преследование, сдерживались арьергардами, а вести параллельное преследование они не могли. Например, дивизии 8-го армейского корпуса противника, задержанные подразделениями прикрытия и арьергардами, потеряли соприкосновение с войсками 19-й армии. Это подтверждается сводкой 9-й армии противника, где отмечено, что 8-й ак без соприкосновения с противником достиг р. Вержа (приток Днепра в 3-х км западнее него. — Л.Л.) и что восточный берег Днепра южнее автострады занят частями противника [173] .

Враг стремился перерезать пути отхода за счет быстрого продвижения моторизованных соединений на направлениях прорыва. Их передовые отряды упреждали наши войска в выходе на рубежи, выгодные для организации обороны. Так, командование 4-й армии врага сожалело, что соединения 46-го моторизованного корпуса по настоянию вышестоящего командования слишком рано повернули на север и натолкнулись на основную массу отходящих войск Резервного фронта. Немцы считали, что если бы поворот был осуществлен восточнее, то перехватить пути отхода 24-й и 20-й армий удалось бы с меньшими потерями.