— Ты ни фига плавать не умеешь! Я тебя сделаю в два счёта! — пробасил Вовка.

Вадим решил промолчать, показав, кто здесь главный не словом, а делом. Его друзья неплохо плавали кролем, но он, чтобы выделиться, решил пересечь речку брасом, — хотя этот стиль и требовал больших физических усилий. До пустынного противоположного берега оставалось метров двести, когда уставшие ребята перестали перекрикиваться, сосредоточившись на цели. Силы быстро таяли, но все трое знали воду не понаслышке, так что верно оценили свои возможности. Берег приближался всё медленнее, казалось, что он вообще не движется. Вадим замедлился, нерешительно опустив ноги вниз — увы, но дна там не оказалось. Уставшие руки ныли, ступни вот-вот могла свести судорога. Решительно вздохнув, он поплыл дальше. Сил хватило всего на пять-шесть рывков. И снова ступня не нащупала дна. "Чёрт!!!" — выругался Вадим. На мгновение его охватила паника, но тут же отступила. Ещё один бросок тела на воду, ещё один и ещё. Снова проверка. Ура! Кончик большого пальца погрузился в песок. Уже по-собачьи проплыв последний метр, он наконец-то смог уверено встать на дно. Слева и справа судорожно хватали воздух ртом не менее обессиленные друзья.

Минуту спустя, плеснув воды в лицо, Вадим серьёзно произнёс:

— Будем считать — ничья.

Друзья согласно закивали головами.

Все трое выбрались на берег, упав на влажный песок. Ночной холод мгновенно подкрался к голым мальчишкам, заставив их крупно задрожать. С этого пологого пляжа, за которым начинался бесконечный луг, противоположный берег казался близким и одновременно устрашающим. Он нависал над миром непроглядной чернотой высоченных деревьев, оскалившись узкой полоской песчаной насыпи.

— Пацаны, зырьте: вон там у кустов!!!

Вадим мгновенно проследил направление, куда указал Вовка и похолодел. Он замер, полностью перестав дышать, дрожать, мёрзнуть — смотрел, но не верил собственным глазам. На краю леса, там, откуда ещё несколько минут назад вышли они сами, сейчас стоял призрачный силуэт. Детали одежды или черты лица отсюда невозможно было рассмотреть, но этого и не требовалось. Живое мальчишеское воображение само дорисовало недостающие фрагменты. Маленькая девочка в летнем платьице до колен грустно смотрела в их сторону, теребя жиденькие косички. Её тело словно состояло из светящейся пыльцы или загустевшего лунного света. Сквозь него проглядывала чернота леса, его края теряли чёткость, растворяясь в воздухе, но так или иначе, это совершенно точно была она — девочка из страшилки.

— Падла… — прошептал Вадим и все трое, не сговариваясь, рванули прочь, подальше от реки и противоположного берега.

На бегу он обернулся, чтобы заметить, как девочка подлетела к их скудным пожиткам и наклонилась, рассматривая чьи-то шорты.

Друзья на максимальной скорости бежали около десяти минут, прежде чем, окончательно запыхавшись, немного согревшись, но самое главное успокоившись, остановились в высокой траве.

— Что… что это такое было? — задыхаясь, проговорил Мишка.

— Я не знаю…

— Вадим, как ты не знаешь? Это ведь ты нам о ней рассказал! Пацаны, это она — девчонка-призрак!!! Костя не соврал!!! — от переполнявших чувств Вовка орал.

— Бли-и-и-ин и что теперь делать? Я никогда ничего похожего не видел… Мне страшно-о-о! — скуксился Мишка, явно собираясь заплакать.

— Успокойся! — Вовка отвесил товарищу несильную пощёчину.

— Ты что делаешь? Совсем охренел?!! — мгновенно пришёл в себя Мишка.

— Зато ты больше не хнычешь!!! — Вовка повернулся к Вадиму, — Космонавт, но как мы теперь вернёмся? Она ведь там… и вещи там…

Вадим не знал. Он давно привык в любых ситуациях сохранять на лице выражение полного спокойствия. Эта способность появилась после драматического развода родителей — со скандалами, битьём посуды, матерными ругательствами. В финале родители делили его, как за несколько дней до этого делили дорогой польский сервант, а чуть раньше — кухонный гарнитур. Он настолько устал переживать и плакать, что впал в спасительный ступор и наблюдал за происходящим словно со стороны, словно это его не касалось. Позже такая способность пригодилась на похоронах бабушки, а потом, когда его принимали в октябрята, а он не выучил ни одного ленинского завета, но серьёзно, в тезисах, доказал приёмной комиссии, что больше других достоин стать октябрёнком. Вот и сейчас Вадим буквально источал уверенность, но под этой маской боялся и истерил не хуже Мишки. Ему очень не хватало пощёчины, чтобы тоже прийти в себя, но Вовка преданно смотрел в глаза, всем видом признавая его негласный авторитет.

Вадим разозлился:

— Что делать, что делать… Снимать штаны и бегать!!! Откуда я знаю?

— Мы и так без штанов, если ты не заметил… — огрызнулся Вовка.

Мишка хрюкнул себе под нос:

— Может письками померяемся?

— Лучше не предлагай — поверь, ты проиграешь, — усмехнулся Вовка, и они дружно засмеялись.

Странно, вроде бы абсолютно неподходящее время и место для этого искреннего добродушного детского смеха, но они хохотали не в силах остановиться, вместе со смехом отпуская в темноту нервное перенапряжение, сковавшее их сознания.

— Хух, — улыбнулся Вовка-Могила, падая без сил на траву, — давайте посидим, отдохнём и что-нибудь придумаем…

— Блин, мне постоянно кажется, что по мне кто-то ползёт! — пожаловался Мишка.

— Бывает такое, забудь!

— А вот призраков не бывает… — в тон Могиле заметил Вадим.

Ребята снова задумались.

— А может быть, нам показалось? — робко предложил Мишка.

— Я читал, что галлюцинации не бывают коллективными. В пустыне, если тебе что-то мерещится, нужно спросить у товарища, видит ли он это: так и проверяют, потому что двоим одно и то же казаться не может, — блеснул знаниями Вадим.