Дзержинский еще не дошел до своего вагона, как услышал, что кто-то его догоняет. Это был запыхавшийся от бега начальник полустанка.

— Разрешите доложить, — обратился он. — С соседней станции запросились аж два маршрута сразу с семенами для Поволжья. Пачками идут сегодня.

— Как же это сразу два?

— Только что получено разрешение до двенадцати ноль-ноль пропускать поезда на запад по двум путям одновременно. А встречные все стоят, дожидаются. Теперь уже одиннадцать ноль пять. Всего 55 минут осталось, — выразительно подчеркнул Иванов и замялся.

— Ну и что ж?

— Хотел вас спросить, как вы считаете, товарищ нарком, может по такому случаю пропустить их по главным путям напроход, без остановки?

— Вам виднее, товарищ Иванов, как их пропускать!

— Но ведь тогда неприятно получается, товарищ нарком, придется вам еще около часу простоять здесь, на тупиковом пути…

— Дорогой Иван Иванович! Я готов тут месяц простоять, — воскликнул Дзержинский, — лишь бы так часто шли на запад поезда с хлебом!

— Я знал, что вы так скажете, — радостно засмеялся начальник полустанка. — Пустим маршруты напроход! Спасибо вам, товарищ народный комиссар!

— Мне спасибо? За что? Это вам спасибо за службу. Именно на таких преданных революции железнодорожниках, как вы, товарищ Иванов, и держится наш многострадальный транспорт, — проникновенно сказал Дзержинский, крепко пожимая его руку.

Около четвертого вагона наркома поджидали Благонравов и Зимин. Зашел разговор о том, как идет подготовка отчета правительству о проделанной работе. Вскоре к ним подошли Грунин и два инженера.

Когда беседа закончилась и Феликс Эдмундович поднялся на нижнюю ступеньку своего вагона, откуда-то глухо донеслись гудки паровозов. Он остановился и прислушался. Стали прислушиваться и его собеседники. Гудки нарастали и приближались. И вот из-за дальнего поворота, где начинался затяжной уклон, показались дымки паровозов.

Взору открылось редкое и впечатляющее зрелище. По обеим ниткам главного пути, как бы соревнуясь между собой, мчались два поезда. Мощные локомотивы-декаподы легко тащили длинные вереницы товарных вагонов. Вызванный их стремительным движением воздушный поток подхватил с земли и закружил в воздухе мириады снежинок, ярко заискрившихся в лучах выглянувшего солнца.

И сквозь пелену снежной пыли, сквозь грохот быстро мелькающих на рельсах вагонных колес, послышался громкий, взволнованный голос Дзержинского:

— Смотрите, смотрите, как идут! Наши недруги кричат: «Советский транспорт разрушен, парализован и скоро совсем замрет…» А он — назло всем врагам — не останавливается, движется и движется!..

Народный комиссар несколько минут молчал, провожая глазами исчезающие в снежной дали поезда, и в наступившей тишине тихо и убежденно сказал:

— И еще как пойдет вперед наш транспорт!..

В наркомате уже знали, что Дзержинский выехал из Сибири в Москву. Заместитель наркома Фомин готовился докладывать народному комиссару о положении дел на транспорте. Вечером собрал он у себя членов коллегии и начальников управлений, чтобы проверить, как выполняются указания Дзержинского, поступившие из Сибири.

— Предложений Феликса Эдмундовича, — сказал Фомин, — о создании на дорогах правлений и об упразднении комиссаров мы сейчас касаться не будем. Эти вопросы будут обсуждаться в ЦК партии и в Совнаркоме…

— На днях я был в ЦК, — подал реплику Межлаук, заместитель комиссара Главного управления путей сообщения. — Там положительно относятся к предложениям Феликса Эдмундовича. Кстати говоря, позавчера состоялось совещание комиссаров Московско-Казанской дороги, которое приняло резолюцию о том, что институт комиссаров они считают устаревшим….

— Я же просил этих вопросов не касаться — недовольно прервал его Фомин. — Давайте обсудим, как выполняются практические указания наркома.

Замнаркома Емшанов сообщил, что в конце января получил из Сибири телеграмму с предложением широко распространить на железных дорогах технические усовершенствования, применяемые в Муромских мастерских. По мнению Дзержинского, следует подобрать группу инженеров, которая руководила бы внедрением этих усовершенствований на других предприятиях.

— Мне Феликс Эдмундович тоже писал об этом, — добавил Межлаук. — Но в своем письме он ставит вопрос гораздо шире, имея в виду не только муромские достижения.

Вынув из своей папки письмо, Межлаук прочитал:

— Собственно говоря, — заметил Борисов, — этим делом призван заниматься наш Высший технический комитет.